Читать ««На пороге как бы двойного бытия...». О творчестве И. А. Гончарова и его современников» онлайн - страница 223

2002

БЛУЖДАЮЩАЯ ПРИСТАЛЬНОСТЬ ПЕТЕРБУРГСКОГО ЗЕВАКИ

Выражение «блуждающая пристальность» принадлежит Борису Пастернаку, так он сказал о стихах Александра Блока[596]. Как кажется, это выражение очень подходит для характеристики того взгляда на мир, который представлен в ряде очерков середины XIX в., посвященных Петербургу. Об одном из таких очерков как раз писал Александр Блок в статье «Судьба Аполлона Григорьева» (1915). Блок считал, что автором «Заметок петербургского зеваки», опубликованных в журнале «Репертуар и Пантеон» (1844. № 8; подпись: А. Г.), был Аполлон Григорьев[597]. Такого же мнения придерживался и Н. П. Анциферов[598]. В свое время автор этих строк перепечатал «Заметки…» в сборнике «Петербург в русском очерке» (Л., 1984). Надо отметить, что Б. Ф. Егоров не включил этот очерк в «Библиографию критики и художественной прозы Ап. Григорьева»[599]. Чуть позже сомнение по поводу авторства Ап. Григорьева высказал А. Л. Осповат[600]. А недавно Д. М. Магомедова установила, что автором «Заметок…» является Владимир Рафаилович Зотов[601]. «Очевидно, — пишет исследовательница, — Блок сопоставил один из псевдонимов, которым Григорьев подписал заметку три года спустя, в 1847 году: “Москва и Петербург, заметки зеваки А. Трисмегистова”. <…> Именно слово “зевака” и стало поводом для атрибуции заметки в журнале “Репертуар и Пантеон”»[602].

Но дело не только в том, что оба автора использовали в названии слово «зевака». В этих двух очерках — и не только в этих — сходными

Часть I. Иван Александрович Гончаров

оказались позиции повествователей, не объективных наблюдателей, а «зевак», свободно отдающихся своим впечатлениям.

Очерк, как и всякий литературный жанр, явление, сформировавшееся исторически, он постепенно накапливал признаки, которые можно рассматривать как необходимые и достаточные для его идентификации. И все-таки надо отметить: очерк — форма достаточно свободная. Как заметил М. Горький, «очерк стоит где-то между исследованием и рассказом»[603]. Этим «где-то» обозначено довольно большое пространство, в нем есть простор для возникновения различных внутрижанровых модификаций. К тому же границы, отделяющие очерк «от других эпических жанров, весьма условны и подвижны»[604].

Как отмечено в только что процитированном справочном издании, очерк — это жанр «с ярко выраженной организующей ролью авторского “я”»[605]. В очерках середины XIX в., посвященных Петербургу, как правило, обозначалась особая точка восприятия города, возникал образ рассказчика: «путешественника», «москвича», «провинциала», «наблюдателя нравов», а в «физиологиях» — исследователя, стремящегося к максимальной объективности.