Читать «MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA (Сборник рассказов 1996–2011)» онлайн - страница 141

— Живёте где?

— Во Франкфурте.

— На Майне или на Одере?

— Да, на Майне.

— Я там был два раза… проездом в Доминиканскую Республику.

Милиция возвращает мне паспорт и козыряет.

— В течение трёх рабочих дней вам необходимо встать на учёт в ОВИРе. Иначе ваш ждёт штраф при пересечении границы.

Это я как раз знаю. При пересечении границы вас всегда ждёт штраф, потому что самовольное пересечение границы дело волнующее, и до недавних пор само по себе каралось законом.

Паспорт они проверили, инструкций мне надавали. Интересно, а как станет разговаривать патрулирующий город наряд, если их самих спросить: «Wo ist hier die nä chste Kommandantur?» Я же немец!

Ответят, наверное: «Не валяй дурака. В паспорте твоём ясным немецким языком написано: место рождения — город Москва».

Правильно. Для чего мне тут регистрация, мне, коренному москвичу? Пускай сами сперва зарегистрируются.

С другой стороны, грех жаловаться, очень вежливые, не отобрали чемодан, не взяли денег, даже не намекнули на саму возможность отбора таковых.

Подождите, но если местная милиция сама немецкие документы читает, во Франкфурте они проездом… Так, может, они тоже? Ну, вы понимаете, вроде тех ненастоящих панфиловцев. Они направляют меня в ОВИР, а ОВИР и есть их комендатура. Как я раньше не догадался! Чья это вообще милиция, российская или немецкая? Ах, вот оно что! Хорошо, не проболтался, что знаю тайну сражения у разъезда Дубосеково.

Я знаю, как бывает с полицией в других странах, не таких образцово-демократических, как моя родина.

Со мной работал во франкфуртском аэропорту жизнерадостный паренек, звали его Андреас Хольц. Хольц этот — чистокровный немец, но родился и вырос в Бразилии. В отличии от своих немецких коллег Хольц не испытывал комплекса вины за военное прошлое родителей и открыто и радостно сообщал об этом окружающим и мне в том числе.

— Дед — фашист был, большая шишка в Вермахте. Командовал там танковым полком, что ли? Головорез, сам понимаешь. Какие дела творил, не знаю, врать не стану. Что ж ему, трибунала дожидаться? Рванул после войны в Бразилию. Мировой был дед!

Один раз Андреас притащил на работу карманные серебряные часы и принялся их показывать.

— Вот — раритет, наследство дедово. С собой старик всегда таскал.

— Смотри, тут чего-то написано, — показал кто-то из нас на крышку часов.

Надпись не читалась, так как была практически полностью стёртой. Проступали только последние буквы «…elet».

— Ходят? — спросил я.

— Причём здесь, ходят — не ходят? — ответил Хольц и спрятал часы. — Говорю же, память от деда осталась. Мне завещал.

В Бразилию Хольца младшего тянуло, словно магнитом. Девять месяцев со скрипом он во Франкфурте выдерживал, потом срывался и уезжал. Так он и жил: летом в Германии, зимой по три месяца в Бразилии.

— У меня лето — круглый год, — рассказывал он.

Раз в году мы шли в столовую отмечать его возвращение. Так было и в позапрошлом году. Хольц светился счастьем и загаром, песок Капа-Кабаны ещё не высыпался окончательно из его чемодана.

— Встретил там свою новую любовь. Грудь вот тут так у неё идёт, ноги, сейчас тебе покажу, — Андреас для наглядности всё демонстрировал на себе…