Читать «MOSKVA–ФРАНКФУРТ–MOSKVA (Сборник рассказов 1996–2011)» онлайн - страница 135

— Жириновский сам еврей наполовину, кажется, — заметил Востряков, указывая на портрет над столом пальцем.

— Я ж и говорю, сука, — подтвердил охранник.

Венедикт Петрович вышел из сторожки.

Разговор ему совсем не понравился. Дело в том, что старший сын его проживал в США, но эту информацию в их семье не афишировали. Или охранник как-то узнал? Следовало устроить допрос с пристрастием Марии Николаевне.

Востряков решил позвонить сыну в Америку.

Сын Венедикта Петровича Сергей работал уже девять лет в Лос-Анджелесе программистом. Своим сыном, а, в особенности внуком, Востряков гордился. Пятнадцатилетний внук Вострякова Саша, правильнее, Алекс, был стопроцентным американцем. По-русски внук не разговаривал, хотя и понимал немного.

— Алё, Серёжа, — крикнул Востряков в трубку, придя в дом. — Алё! Это папа.

На другом конце долго шуршало, потом басок внука ответил что-то вроде: «Факинг шит…» И снова молчание и шорох.

— Саша, Саша, — звал дед.

Через полминуты трубку взял Сергей:

— Что там стряслось, папа? — усталым голосом произнёс сын.

Востряков рассказал.

— Ты уверен, что тебе не померещилось?

— Абсолютно. Я их вижу, как будто они у меня перед глазами сейчас. Как будто, это не ночь была, а день.

— Папа, а у нас, между прочим, два часа ночи, — голос в трубке зевнул.

— Да? А у нас три часа дня. Так, ты уверен?

— В чём? Что у нас ночь?

— Нет. Что померещилось.

— Откуда я знаю. Съезди на место, перепроверь.

Востряков решил рассказать сыну свою основную версию. Долгая работа в научно-популярном журнале толкала его мысль по одному отработанному годами пути поиска объяснений. Следовало найти самое рациональное и простое.

— Серёжа, я думаю, может, наши ракету запустили с Байконура, а первая ступень вошла в атмосферу, в плотные слои, и от трения появилось свечение…

— Байконур далеко. Это взорвалось у местных что-нибудь. Отвалилось у военных и взорвалось. У них так всегда: пуск — отвалилось — взорвалось. У вас там давно уже не может ничего летать.

— Почему это, у нас не может летать? — хотел обидеться Востряков. — У вас что ли, в Штатах, только и может?

— Потому что ваши ракеты не ракеты, а презервативы штопаные. Всё, отбой боевой тревоги. Спокойной ночи!

Сын Венедикта Петровича Сергей, как следовало из разговора, не верил в технологическую мощь России. Востряков-старший это знал, но хотел заметить, что вот такие «штопаные презервативы», начиная с 1961–го года, с успехом выводят на орбиту космические аппараты. Однако не успел. В трубке раздались отрывистые гудки. С недавних пор Венедикт Петрович стал вдруг ощущать свою старость, вернее какую-то допотопность. Ощущение ушедшего навсегда времени подкреплялось неумением и нежеланием пользоваться его атрибутами. Если с ноутбуком он ещё как-то разобрался, то слова «смартфон» и «блютуз» грозили остаться навсегда непонятыми.

Вечером Востряков с женой были приглашены в гости к соседям по даче, к художнику Арбузову. Арбузов с женой жил в небольшом домике-мастерской. Арбузов походил на писателя Копелева, высокий с огромной бородой и носом-грушей. Он был мастер на все руки и очень полезный сосед. Класть ли плитку, делать ли отмостку, поднимать или укреплять фундамент, лучшего специалиста, чем Арбузов, сыскать было нельзя. Правда, имелось одно «НО». Дочь Арбузовых являлась совладелицей фирмы по производству удобрений. Художник активно помогал дочери реализовывать товар и буквально навязывал соседям мешки с гуматом калия. На участке Востряковых уже всё было обработано гуматом, но художник требовал новых жертв во имя научного растениеводства.