Читать «Microsoft Word - Андре Бретон. Безумная любовь, перевод Т. Балашовой.rtf» онлайн - страница 2
Дмитрий
Историей вовсе не доказано, что поэты-романтики, имея о любви представление не столь трагическое, как мы, умели противостоять буре. Судьбы Шелли, Нерваля, Арнима, напротив, обнаженно демонстрируют кон- фликт, сила которого все нарастает: наш интеллект стре-
3
мится осознать объект любви как в своем роде
Не обсуждая необходимость изменить мир, уничтожить существующие социальные условия, полезно понять, что идея единственной любви вырастает на мистической почве, однако ее поддерживает современное общество — в своих двусмысленных целях. И все-таки возможен синтез этой идеи с той, что является ее отрицанием. Синтез будет передан не только параллелизмом рядов мужчин и женщин, для меня равно значимых, но и тем, что зритель, узнающий себя в каждом из мужчин, вглядываясь в лица женщин, в любой будет видеть свою последнюю возлюбленную. Сколько раз мне приходилось констатировать, что под новым обликом проявляются вдруг знакомые черты, притом довольно редкие, тот тип поведения, о котором почти забыл. Я выдвигаю волнующую меня гипотезу: по-моему, в процессе замены одного лица другим, или многими другими, основную роль играет физический облик любимой, хотя любовное желание всякий раз сугубо индивидуально. Любовь обращается на того, в ком собраны чарующие нас качества, порознь присущие женщинам, которых мы в разных ситуациях любили раньше. Этой гипотезой подтверждена справедливость принятого в народе определения мужского или женского «типа»; и предпочтения со стороны женщины или мужчины. Надо сказать, что эта традиция, рожденная коллективным опытом, удачно корректирует идеалистическую претензию, которая с ходом времени становится все более невыносимой.
Существует особое горнило человеческого духа, парадоксальное пространство, где союз двух, свободно выбравших друг друга существ
придает всем вещам яркие цвета, вроде бы ими утраченные; при этом можно продолжать чувствовать одиночество, повторяя фантазии природы, которая, например, в кратерах вулканов Аляски хранит снег под пеплом; в пределах этого метафизи-
9
ческого пространства я надеялся когда-то отыскать новую красоту,красоту,
«предназначенную только для страсти»*. Я не стыжусь признаться, что абсолютно равнодушен к природным явлениям и произведениям искусства, если они не оказали на меня чисто физического воздействия — так чтобы холодок повеял у виска и пробежала дрожь по телу. Я всегда чувствовал связь между этим ощущением и эротическим удовольствием — различие лишь в интенсивности. Никогда не умел я до конца проанализировать причины подобного волнения — оно коренится в моих индивидуальных комплексах, но я знаю точно, что главное здесь — сексуальность. Бывает, что такое, вполне определенное ощущение вдруг пробуждается в самый неподходящий момент, при встрече с чем-то или кем-то, в целом мне безразличным. Речь идет именно об этом ощущении, ни о каком другом, здесь невозможно обмануться: я вдруг с необычайной — давно забытой — остротой чувствую себя самим собой. Когда я впервые нанес визит Полю Валери — мне было семнадцать лет — и он настойчиво спрашивал, что же заставляет меня отдавать досуг поэзии, мой ответ устремился в том же направлении: мне хотелось бы, пояснил я, почаще испытывать удовольствие, которое появляется при соприкосновении с поэзией. Удивительно, замечательно, что подобное состояние не теряет интенсивность с течением времени: среди примеров, которые я привел бы сегодня, демонстрируя это чудодейственное влияние, я повторил бы многие из названных мною двадцать лет назад Валери. Я привел бы, почти уверен, строку «Но как целителенветер»из«Черносмородиннойреки»Рембо,вспомнилбы
