Читать «Immoralist. Кризис полудня» онлайн - страница 42

Это кажется странным — я вырос в доме, который содержался в образцовом порядке, но на самом деле ничего удивительного в моем упоенном свинстве нет. Я боюсь создавать уют, я боюсь привязываться к месту, я боюсь сожалений при потере. Образ родительского дома для меня давно потускнел, гораздо ярче я помню жуткую белую комнату, в которой я жил много лет назад.

Та комната была «с анамнезом». Под семиметровым потолком жильцы когда-то сделали «второй этаж», но пользоваться им так и не смогли, а потом и вовсе попросились в другое общежитие — их преследовало ощущение того, что на надстроенных полатях кто-то есть, и этот кто-то им вовсе не рад.

Въехавший вслед за ними аспирант из Африки умер в грозу от разрыва аорты, я же, впервые открыв дверь, увидел белые подпорки полатей, причудливо захлестнутые густой паутиной бинтов — самую последнюю жиличку санитарам пришлось вырезать из них. Две недели она изводила километры бинтов, чтобы в итоге закостенеть в кататоническом ужасе остро пахнущей безумием мухой.

Что-то ворочалось под потолком, спрыгивало на кровать, чтобы вторым прыжком выскользнуть в открытую фрамугу, убегая по своим потусторонним делам. Сон ушел окончательно, стек за окно, разжижившись до ровного гула белой ночи над набережной, пустынной, но никогда не умолкавшей.

Проблемы со сном были и раньше, заснуть получалось только рядом с Рамизом — в абсолютной темноте, тишине и с ощущением крепко запертой двери. «Тебе надо спать в гробу с защелкой изнутри» — шутил он, удивляясь моей любви к его темной квартире, единственным окном упиравшейся — в стену. До сих пор счастье имеет для меня форму дворницкой, запах зиры, цвет граната на изломе, ощущение присоленной кожи рядом. Я до сих пор вздрагиваю, увидев похожий типаж, почувствовав знакомый запах.

Где бы я не селился после, моя жизнь сосредотачивалась на шести квадратных метрах, оставляя остальное пространство покрываться пылью того оттенка, который бывает только в нежилых помещениях. Всегда готовый подняться и уехать, я так и не научился иметь избыточного, того, что может пригодиться, жестко ограничивая себя тем, без чего нельзя обойтись. Страх потери, страх необходимости уходить, отрывая себя от стен, отрывая от себя запах того, кого любишь, научил вырезать из записных книжек листы, стирать номера телефонов из памяти мобильника, из собственной памяти отработанным до щелчка усилием воли.

Упорство побеждает все, и я научился — не жалеть о потерянном, к моим рукам перестали прилипать вещи и люди, но тогда, после крохотной темной квартирки, спешно полученная комната оказалась неожиданно большой, она не надевалась на ободранные ладони новой кожей. «Позови меня с собой» — каждые пятнадцать минут просил голос из старого приемника, но единственный голос, который мне необходимо было услышать, для меня замолк навсегда.