Читать «Голос и ничего больше» онлайн - страница 147

Прагматика молчания Динуара подвешена между двумя полюсами: с одной стороны, мы находим расчет, каким образом произвести наибольший эффект при помощи молчания, используя его как инструмент или оружие; с другой стороны, мы находим этику самоконтроля — научиться быть молчаливым, то есть сдерживать себя, сохранять хладнокровие, тогда как речь всегда отдает нас власти другого, говорящий человек «принадлежит

меньше себе, чем другим»⁴⁴. Между двумя нет противоречия: только человек, который полностью себя контролирует, будет действительно способен повлиять на других. Добродетельный аббат стал превосходным образцом своей собственной этики: ему не понадобилось много слов, лишь короткий памфлет, чтобы обеспечить себе место в истории⁴⁵.

Если прагматика молчания крепко укоренена в молчании как части дискурса, то символическое молчание также охвачено одним из его ответвлений, которое мы могли бы назвать воображаемым молчанием. Молчание может указывать на высочайшую мудрость, и его развитием может быть «мистическое молчание», молчание вселенной, которое может охватить и увлечь наблюдателя, видение высшей гармонии, океаническое чувство, о котором говорит Фрейд в «Недовольстве культурой», космическое спокойствие. Здесь нет голоса, чтобы он мог быть услышан, и именно по этой причине молчание говорит в чистом присутствии, поскольку голос нарушил бы равновесие, чередование привело бы к дисбалансу. Молчание функционирует словно пропитанное более высоким

смыслом, это зеркало, которое отражает внутреннее и внешнее в идеальном согласовании. Это молчание не нехватки, а предполагаемой полноты.

Однако оборотная сторона всеохватывающего молчания представлена известной фразой Паскаля: «Вечное молчание этих бесконечных пространств пугает меня». Восклицание Паскаля выражает молчание, которое без каких-либо сомнений принадлежит современности и отстоит достаточно далеко от мистического молчания. Оно находится в точке эпистемологического разрыва современного молчания (ирония заключается в том, что Паскаль, великий богослов, внес вклад в изобретение первой вычислительной машины и дал свое имя компьютерной программе). Это молчание вселенной, которая перестала говорить, которая не является больше выражением высшего смысла гармонии, мудрого плана Создателя. Это вселенная, которая перестала иметь смысл, и это удаление смысла совпадает с наступлением современной науки. (Можем ли мы сказать: наука и молчание?) Это молчание — не всепоглощающее воображаемое и не символическая пульсация. Молчание новой вселенной не означает ничего, у него нет смысла, и в этом отсутствии смысла оно вызывает у Паскаля страх. Оно сопоставимо с появлением буквы в матеме, которая также лишена смысла.