Читать «Жизнеописание Троекуровского затворника, старца Илариона Мефодиевича Фокина» онлайн - страница 4

Вместе с тем не преминул Всеблагий Господь воззвать юного раба Своего через особенное благодатное воздействие на его сердце и к жизни высокой духовной. Таким образом, ревность к спасительным подвигам и духовному преуспеянию открылась в Иларионе с раннего детства. «Когда я был еще семи лет,- говорил отец Иларион своему келейнику Спиридону[

4],- по обыкновению, заблаговестили однажды в приходской церкви к утрени. От звука колокола я сонный упал с лавки на пол и, пробужденный падением, испугался. Но когда опомнился и узнал, что то был благовест церковный, я поспешно собрался и пошел к Божией службе, во время которой и после оной почувствовал в душе моей невыразимое желание угождать Господу».

Из сего откровенного признания старца Илариона можно видеть, что хотя он имел добрые душевные качества от природы, но в самых первых годах детства в нем еще не было такого сильного влечения к богоугождению, какое он ощутил в себе с семилетнего возраста, быв возбужден к сему особенным действием благодати Божией. Понятно поэтому, что он, как отрок, мог в свое время увлекаться, хотя и невинными, детскими забавами; но когда сердце его уязвилось любовью ко Господу, с того времени забавы и приятные развлечения детства уже не могли увлекать его.

В том же селе Зенкине, где жили родители Илариона с семейством, проживал отдельно, в собственном доме, дед Илариона по матери, Павел Игнатьевич Катасанов, простой неграмотный крестьянин. Несмотря на это, он был старец мудрый и опытный в жизни духовной, проводивший дни жизни своей в посте, молитве и великом воздержании. Единодушие обыкновенно связывает людей тесными узами взаимной любви; и потому кроткий и богобоязненный отрок Иларион привязался всем любящим сердцем к своему доброму и богобоязненному дедушке, так что почти и не разлучался с ним. С любимым дедушкой он всегда охотно хаживал к церковным богослужениям, быть при которых предпочитал всем утехам и забавам, свойственным его возрасту. Из церкви часто уходил с дедушкой в его дом и гостил у него до следующей церковной службы. За то и дедушка любил своего благонравного внучка, и, как мудрый старец, любил не простой, а разумной любовью. Он, хотя видел и понимал готовность своего внука всей душой служить Господу и радовался столь спасительному его направлению, однако, принимая во внимание его детский возраст, более или менее склонный к забавам и развлечениям, и, без сомнения, опасаясь, как бы напряжение детских сил в единообразной духовной жизни не охладило святой ревности в отроке, сам старался по возможности развлекать внука, даже понуждая его к невинным детским забавам. Но странное дело! Эта, как опыт показал, излишняя заботливость деда-старца о своем внуке как-то не имела полного успеха. Бывало (так рассказывают домашние Илариона), в зимнее время дедушка даст ему хорошенькие салазки и не то что отпустит, а просто прогонит его с ними на гору кататься. Благонравный отрок волей-неволей послушается деда - пойдет с салазками на гору, но ребята крестьянские - озорники, хорошо знавшие кротость и безответность Илариона, подбегут, возьмут у него салазки и катаются на них, кому сколько угодно. Иларион не только никогда этому не сопротивлялся, но даже чуть, бывало, подметит в ком желание покататься на его салазках, сам тотчас же с готовностью отдавал их. Когда же наступало время, назначенное дедушкой для возвращения домой, он спокойно брал свои салазки и уходил с горы, не успев ни разу на них прокатиться.