Читать «Rrzepraszam Варшавская история» онлайн - страница 26
Анатолий Друзенко
Новиков суров:
– Едешь завтра? Это хорошо. Там все сложно. На месте сориентируешься. Только не суетись. И теснее контакт с посольством, ясно?
В коридоре сталкиваюсь с Олежкой.
– Старик, как дела?
– У поляков два варианта ответа.
– Ну?
– Могло быть хуже и могло быть лучше.
– Может, вечером подробнее обсудим?
– Извини, утром поезд…
В Варшаву вернулись в первых числах сентября.
Телевизор раз за разом прокручивает исторический эпизод.
Надутый, не похожий на себя, с иконкой Божьей Матери на лацкане,
Валенса подписывает соглашение неправдоподобно большой авторучкой.
Говорят: личный подарок Папы.
Правительство согласилось с требованиями забастовочного комитета…
Варшава неузнаваема.
Начало осени, а вокруг – белым-бело: листовочная метель. Стены домов, деревья, фонари – все обклеено!
Похоже на дадзыбао.
Тоже революция?
Культурная?
Или – не очень?
Засел за газеты. Пытаюсь разобраться.
От безнадежного дела оторвал звонок.
– Уже вернулись? Прекрасно! – щебечет секретарша из парткома. – Не забыли? Завтра четверг. Заседание.
У посольского секьюрити отваливается челюсть:
– Вы с усами?!
Атташе по культуре – туда же:
– Старик, ты же уехал без усов?!
Напоминаю:
– Я слышал, язык дипломату дан, чтоб скрывать…
Секретарь бубнил о задачах парткома в свете решений очередного исторического пленума.
О том, что происходит за забором, – ни слова.
Аристов, посол, опоздал, сел и уставился на меня.
Через час закруглились.
Я решил переждать, пока все разойдутся. Не вышло.
В коридоре стоит лично посол с группой преданных товарищей.
– Анатолий Иванович, – чрезвычайный излучает добродушие, – а ведь усы вам не идут.
Все радостно кивают.
На нервной почве я решаю взбрыкнуть:
– Борис Иванович, вы знаете историю, как два молодых еврея пришли к раввину?
Произносить слово “еврей” в здании посольства считается малоуместным. А уж после “раввина” своды должны бы рухнуть.
– Что-что?
– Они спросили у раввина, можно ли им завести усы.
Я играю в кошки-мышки: недоговариваю, тяну.
Аристов злится:
– И что в итоге?
– Раввин не разрешил.
– А дальше?
– Вышли они, один и говорит: слушай, у самого-то ребе усы есть!
– И они вернулись, – догадливо подсказывает посол.
– Ага, – киваю я и снова замолкаю.
– Ну, ладно, чем кончилось?
– Раввин сказал, что ни у кого не спрашивал.
Аристов машет рукой:
– Вечно у вас, у журналистов…
И с выражением детской обиды на лице, окруженный возмущенной свитой, удаляется в свои апартаменты.
Из посольства еду в Интерпресс.
Десантник в компании Бобиньского и Бернара.
Увидев меня, вскакивает:
– Панове! Россияне заимели своего Валенсу!
Рванулся к стойке и мигом обернулся с бутылкой, еще одной рюмкой и сиротливыми ломтиками печенья.
Так и не привыкший к их небрежению закуской, я накрываю рюмку ладонью:
– За рулем.
– Побойся бога, Анатоль! – Десантник тянет через стол бутылку. -
Тебя же больше месяца не было! Мы тут паримся, а ты – в самоволке.
Вспоминаю строку из фельетона молодого Катаева “Дневник горького пьяницы”. Там герой завязал, героически держится и вдруг – короткая, в четыре слова, запись: “Среда. Опять. Как свинья”.