Читать «Латинский трилистник» онлайн - страница 7

Итак, ларингальная теория позволяет мотивировать возникновение –au- в cau(s)sa чисто фонетически, без обращения к аналогическим домыслам, которых ранее и сам я не чуждался – вроде того, что, якобы, эта «огласовка…наиболее естественно объясняется прямым влиянием вокализма caveo» [Цымбурский 1999:101]. Сейчас я не вижу в них никакой надобности.

Интересно отметить, что восстанавливаемый древний прообраз cau(s)sa <*kouH₁dseH₂ оказывается наиболее близок даже не к прообразам греч. κῦδος <*kuH₁dos и собственно слав. *čudo<*keuH₁dos. Но сразу же вспоминается предполагаемый вариант последнего слова – именно *kudo,-ese, представленный в др.-русск. кудесъ-ы «чары, колдовство», русск. диал. кудеса, кудесы «чудеса посредством нечистой силы», «святочные гуляния», кудесь «колдовство, ворожба», сербохорв.диал. кӯдош «виновник, нарушитель», польск. диал. kudyš «злой дух», с родственными образованиями в др.-русск. кудь «воля, желание, изволение», русск. диал. куд «злой дух», кудь «волхование», откуда общеславянский глагол *kuditi «хулить, порицать» [ЭССЯ 1987 : 82-84]. Если впрямь видеть в *kudo дублет к *čudo, хотя бы испытавший в семантике «косвенное влияние гнезда *kovati, относящегося не только к кузнечному мастерству, но и к колдовству» [ЭССЯ 1987:83], то пришлось бы заключить, что праформа caus(s)a обнаруживает наибольшее морфологическое схождение именно с этим славянским раритетом (<*kouH₁dos).[7]

В заключение, краткого комментария достоин контраст семантики causa «причина» и κῦδος «магическая харизма», *čudo «чудо, знамение». Во всех этих случаях родственными словами характеризуются явления, привлекающие внимание очевидцев и тем самым способные возбуждать определенные людские ожидания. Но греческое и славянское слова относятся к феноменам, выпадающим из обычного порядка вещей и могущим обретать роль примет-знамений в силу своего общего аффектоносного воздействия. А вот лат. causa как «причина» - это лишь один из видов «рассмотрений» и «усмотрений», одно из многих применений слова, выражающего нацеленность сознания на артикуляцию жизненного опыта людей – артикуляцию речевую, дискурсивную (causa - тема обсуждения), мотивационную (causa - зримые обстоятельства, мотивирующие эмоцию или изволение), сигнификативную (causa - примета будущего события). Это тот случай, когда впору было бы порассуждать о «духе языка» и «духе народа».

Но не менее интересна и типология «внутренних форм», вкладываемых языками в понятие «причины». Славянская причина нечто творит и «учиняет», устраивает. Греческая αἰτία, родственная «року, судьбе» (αἶσα «рок» <*αἶτyα) «требует» (αἰτεῖ) чего-то ей причитающегося, смыкаясь с идеей «преследующей вины» (αἰτία как «вина» и «обвинение в суде», αἴτιος «виновник»). В конце концов – она восходит к образу «полагающейся кому-либо доли или штрафа, уплачиваемого за что-либо», ср. авест. aeta «полагающаяся часть, долг, штраф», оск. aeteis «partis «части». (впрочем, понимание причины как «вины» известно и славянам - вспомним, хотя бы русское ироническое «виновник торжества»). Пралатинская же причина применительно к миру, к природе вещей озабоченно усматривалась или высматривалась, а в жизни человека сама во многом проявлялась как его усмотрение. Через «усмотрение» и «усматриваемое», «притягивающее внимание» этимологически роднятся «причина» и «чудо».