Читать «Из глубин памяти» онлайн - страница 21

Я подивился этой кропотливой работе, огромной требовательности Эдуарда к каждому своему слову. Вот почему он так мало стихов опубликовал за всю свою жизнь. Он редактировал самого себя строго и беспощадно. Это был исключительный пример для того поэтического молодняка, который, не успев написать, тащит еще горячее и совсем сырое произведение в редакцию. А ведь у Багрицкого часто даже отвергнутые варианты были блестящи!

На другой день я прислал ему для подписи договор на «Февраль»…

В годовщину смерти Багрицкого я председательствовал на вечере в память его в Доме советского писателя.

В конце первого отделения, когда последний оратор еще говорил, я нажал кнопку звонка, ведшего в особую комнату. Оттуда включили «голос Багрицкого», записанный на радиопленку. Сквозь тихое шипение механический голос диктора объявил, что у микрофона — поэт Эдуард Багрицкий. И вслед за тем из черной тарелки рупора возник Эдуард…

Он читал «Шаги командора» Блока:

Тяжкий, плотный занавес у входа, За ночным окном — туман. Что теперь твоя постылая свобода, Страх познавший Дон-Жуан?..

Я снова видел его, сидящего с подвернутой ногой на кушетке, — седеющий вихор свисал над густыми бровями. Я снова слышал его чтение, этот густой, прерывистый, стонущий и рычащий голос.

И в самом конце вечера он снова читал нам свою «Смерть пионерки». Он как бы вновь обрел голос, он продолжал жить своей любимой поэзией, как всю жизнь. Он читал нам стихи, — что же еще должен делать поэт, даже после своей смерти? Слушая голос Багрицкого, я видел его живым…

Это была моя последняя встреча с Багрицким.

В гостях у Асеева

С Асеевым я познакомился еще в середине тридцатых годов, когда образовался Союз советских писателей и явилось на свет издательство «Советский писатель». Наши встречи с Николаем Николаевичем носили тогда чисто деловой характер, разговоры были беглыми, и тогдашнее знакомство я не могу назвать иначе как шапочным.

Из относящихся к тому времени моих воспоминаний, связанных с Асеевым, самое яркое — двадцатипятилетний юбилей его литературной деятельности.

Юбилейный вечер был устроен в клубе писателей. Мне был поручен доклад, К. Симонову — приветственное слово от молодых поэтов. Перед началом вечера мы ожидали своего выхода в соседней с залом комнате. Симонов очень волновался, ходил взад и вперед, поправлял галстук, потом попросил меня прослушать написанное им слово. Я, по долгу старшего, прослушал, одобрил. Сам же, как человек, немало выступавший перед различной аудиторией, был спокоен. Слишком спокоен.

Вечер открыл Фадеев. Он не вышел на трибуну, а стоя за столом посреди многочисленного президиума произнес своим особенным, высоким голосом вступительную речь. Из стихов Асеева он выделял то, что любил: не игру созвучиями, или неологизмы, или «кручение сальто» в стихе — все то, чего немало было у Николая Николаевича, особенно в ранние годы творчества и в лефовский период, — а страстные публицистические стихи и ясную прозрачную лирику. Ведь сам Асеев писал о себе: «Я лирик по складу своей души, по самой строчечной сути». Высокий, очень прямо держащийся Фадеев говорил о «Семене Проскакове», о «Синих гусарах» и в заключение прочел целиком «Русскую сказку».