Читать «Будем как солнце. Книга символов» онлайн - страница 53

Константин Бальмонт

Спускается чудовищный паук,

И взгляд его — как холод мертвой стали.

Куда бежать! Видений замкнут круг.

Мучительные лица кверху вздернув,

Они не разнимают сжатых рук.

И вдруг, — как шулер, карты передернув,

Сразит врага, — паук, скользнувши вниз,

Внезапно превратился в тяжкий жернов.

И мельничные брызги поднялись.

Все люди, сколько их ни есть на свете,

В водоворот чудовищный сплелись.

И точно эту влагу били плети,

Так много было бешенства кругом,—

Росли и рвались вновь узлы и сети.

Невидимым гонимы рычагом,

Стремительно неслись в водовороте

За другом друг, враждебный за врагом.

Как будто бы по собственной охоте.

Вкруг страшного носились колеса,

В загробно-бледной лунной позолоте.

Метется белой пены полоса,

Утопленники тонут, пропадают,

А там, на дне — подводные леса.

Встают как тьма, безмолвно вырастают,

Оплоты, как гиганты, громоздят,

И ветви змеевидные сплетают.

Вверху, внизу, куда ни кинешь взгляд,

Густеют глыбы зелени ползущей,

Растут, и угрожающе молчат.

Меняются. Так вот он, мир грядущий,

Так это-то в себе скрывала тьма!

Безмерный город, грозный и гнетущий.

Неведомые высятся дома,

Уродливо тесна их вереница,

В них пляски, ужас, хохот и чума…

Безглазые из окон смотрят лица,

Чудовища глядят с покатых крыш,

Безумный город, мертвая столица.

И вдруг, порвав мучительную тишь,

Я просыпаюсь, полный содроганий,—

И вижу убегающую мышь —

Последний призрак демонских влияний!

КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР

Я в кукольном театре. Предо мной,

Как тени от качающихся веток,

Исполненные прелестью двойной,

Меняются толпы марионеток.

Их каждый взгляд рассчитанно-правдив,

Их каждый шаг правдоподобно-меток.

Чувствительность проворством заменив,

Они полны немого обаянья,

Их modus operandi прозорлив.

Понявши все изящество молчанья,

Они играют в жизнь, в мечту, в любовь,

Без воплей, без стихов, и без вещанья,

Убитые, встают немедля вновь,

Так веселы и вместе с тем бездушны,

За родину не проливают кровь.

Художественным замыслам послушны,

Осуществляют формулы страстей,

К добру и злу, как боги, равнодушны.

Перед толпой зевающих людей,

Исполненных звериного веселья,

Смеется в каждой кукле Чародей.

Любовь людей — отравленное зелье,

Стремленья их — верченье колеса,

Их мудрость — тошнотворное похмелье.

Их мненья — лай рассерженного пса,

Заразная их дружба истерична,

Узка земля их, низки небеса.

А здесь — как все удобно и прилично,

Какая в смене смыслов быстрота,

Как жизнь и смерть мелькают гармонично!