Читать «Дело об инженерском городе» онлайн - страница 13

Каракорум. О времени здесь судят произвольно. Для его измерения служат

процессы, длительность которых не может быть постоянной, ибо она зависит от

случая. Вот единицы времени, которыми пользуется император Туге, — записываю

их в том порядке, в каком я их узнал из утренней беседы с ним: “время, в течение которого ящерица остается неподвижной”; “время выкуривания одной трубки”;

“время, нужное для того, чтобы жук взлетел с ладони ребенка”; “время, за которое слуги находят перстень, потерянный господином”.

Название периода или отрезка времени может быть связано с любым явлением, нечаянно попавшимся на глаза. Есть “время, когда сильно трепещут флаги на

башнях”, “время, когда быстро ползет муравей по стене”.

Утренний час, в который я расспрашивал императора о мерах времени в его

империи, он назвал, взглянув на того чиновника, что присвоил мою табакерку, “временем, когда секретарь Церен часто макает перо в чернильницу”.

Что ж, в таком случае мне следовало бы назвать это время временем, когда я

узнал в секретаре Церене того самого унтер-офицера, которого я видел во дворце

правителя страны казаков… Да, это был несомненно он — калмык, исчезнувший

незадолго до страшной бури, разрушившей в Черкасске многие строения. Но узнал

ли он меня?”

Запись № 5

“Я ошибался, карта существует. Сегодня я вновь задал вопрос императору о

размерах империи. Он ответил буквально следующее: — От восточных пределов государства до западных — четыреста уртонов.

— Я полагаю, ваше величество, — сказал я, — что уртон — это мера расстояния, но какое именно расстояние она обозначает, мне неизвестно.

— Расстояние между двумя почтовыми станциями, — ответил император.

— Я благодарен вашему величеству за это разъяснение. Однако мне было бы легче

понять, сколь велико расстояние в четыреста уртонов, если бы вы выразили его в

иных единицах измерения.

Выслушав перевод моей просьбы, император кивнул и погрузился в молчание. Оно

длилось довольно долго, может быть, столько времени, сколько “ящерица остается

неподвижной”. По крайней мере, была такая минута, когда император закрыл глаза

и задремал, что предвещало окончание беседы. О том, что его величество больше

не желает говорить, объявляет обычно начальник императорской канцелярии

господин Илак. Я терпеливо ждал этого объявления. Но заговорил сам император.

— Великий император Туге, — перевел Даир, — согласен сказать тебе иначе: от

восточных пределов государства до западных лежит путь в тысячу двести кочевок.

Мне ничего не оставалось, как снова поблагодарить моего собеседника за ответ, лишенный для меня всякого смысла. Но едва лишь Даир взялся переводить мои

слова, император остановил его жестом и что-то сказал, обратившись к господину

Илаку. Тот удалился из аудиенц-зала и вскоре вернулся, неся на вытянутых руках

кожаный футляр цилиндрической формы. Приблизившись к императору, он опустился

на колени. Туге произнес несколько слов и взмахом руки указал на меня, после

чего господин Илак поднялся на ноги, подошел ко мне и, раскрыв футляр, развернул передо мной карту. “Spatiosissimum Imperium Mongaliae Magnae juxta recentissimas observationes mappa geographica accuratissime delineatum opera et sumtibus Matthaei Seutteri”****, — прочитал я титульную надпись, сделанную