Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 99
Ирина Николаевна Кнорринг
«Я одна в моей маленькой келье…»
Я одна в моей маленькой келье,
Где всегда молчаливый покой.
Мне не надо другого веселья,
Мне привольней и легче одной.
На меня недовольные взгляды
Устремлялись из тёмных углов.
И теперь ничего мне не надо,
Кроме ясных и сильных стихов.
Всюду пыль и хаос. Паутина
Лёгкой тканью висит по углам.
Скучный вечер, томительно-длинный
Я сама для себя создала.
Каждый вечер грустней и печальней.
А когда я устану молчать,
То тебе, моей милой и дальней,
Буду длинные письма писать.
Я не стану сметать паутины,
Пусть под ней моё время ползёт!
А потом я из памяти выну
Этот лишний, потерянный год.
«С неразгаданным именем Блока…»
С неразгаданным именем Блока
На неловко-дрожащих губах
Я останусь совсем одинокой
В четырёх деревянных стенах.
С каждым днём — молчаливей и суше,
И люблю только крылья стихов.
Но теперь уж ничто не нарушит
Красоту моих девичьих снов.
А душа — всё темнее и шире,
Будто в лунную ночь облака…
— То тоска о неведомом мире,
По не начатой жизни тоска.
Россия («Россия — плетень да крапива…»)
Россия — плетень да крапива,
Ромашка и клевер душистый,
Над озером вечер сонливый,
Стволы тополей серебристых.
Россия — дрожащие тени,
И воздух прозрачный и ясный,
Шуршание листьев осенних,
Коричневых, жёлтых и красных.
Россия — гамаши и боты,
Гимназии светлое зданье,
Оснеженных улиц пролёты
И конок замёрзших сверканье.
Россия — базары и цены,
У лавок голодные люди,
Тревожные крики сирены,
Растущие залпы орудий.
Россия — глубокие стоны
От пышных дворцов до подвалов,
Тревожные цепи вагонов
У душных и тёмных вокзалов.
Россия — тоска, разговоры
О барских усадьбах, салазках…
Россия — слова, из которых
Сплетаются милые сказки.
Вечер («Играет Таусон чувствительный романс…»)
Играет Таусон чувствительный романс,
Поёт кларнет томительной истомой,
А на столе — испытанный, знакомый
И, в сотый раз, разложенный пасьянс.
Так странно всё: и горсть кокард в руке,
И то, что спущен флаг с обидой крепкой,
И гость с эскадры в хулиганской кепке,
В чужом, смешно сидящем пиджаке.
А за стеной — бутылок и стекла
Весёлый звон смешался в пьяном споре…
Наш чай остыл. Горнист играет зорю.
И разговор стихает у стола.
«Подняли неторопливо сходни…»
Подняли неторопливо сходни,
Отошёл тяжёлый пароход.
Стало как-то тише и свободней,
Разошёлся с пристани народ.
Ни по ком мне тосковать не нужно,
Никого отъехавших не жаль.
Отчего же так темно и скучно
И такая страшная печаль?
Словно там, на грязном пароходе,
Где огни вечерние зажгли,
Все надежды навсегда уходят
От забытой и чужой земли.
«Я их не повторю ни разу…»
Я их не повторю ни разу
И тихо в сердце сберегу,
Те, злобно брошенные фразы,
Тоскою сорванные с губ.
Но в диких бреднях своеволья
Встаёт всё тот же злой вопрос,
Не разрешённый терпкой болью
Жестоких и ревнивых слёз.
«Забывать нас стали там, в России…»
