Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 100

Ирина Николаевна Кнорринг

Забывать нас стали там, в России,

После стольких безрассудных лет,

Даже письма вовсе не такие,

Даже теплоты в них больше нет.

Скоро пятая весна настанет,

Вёсны здесь так бледны и мертвы…

Отчего ты мне не пишешь, Таня,

Из своей оснеженной Москвы?

И когда в ненастный день и ветер

Я вернусь к друзьям далёких дней, —

Ведь никто, никто меня не встретит

У закрытых наглухо дверей.

14/ XI, 1924

Вечер («— Давай, сыграем в кабалу?..»)

— Давай, сыграем в кабалу?

— Ты думаешь? Давай, сыграем.

Сажусь к широкому столу.

Молчу мучительно за чаем.

— Ну, отчего тоскуешь ты,

Томишься всё? Чего ты хочешь?

— О, лишь не этой пустоты,

Не этой страшной длинной ночи.

Придёт и прыгнет на диван,

Вертя хвостом, занятный Бибка,

И прозмеится сквозь туман

Над ним весёлая улыбка.

— Ну, потерпи же, подожди!

— Да я ведь жду! — И бьётся ветер.

И стонут серые дожди…

Что я могу ещё ответить?

18/ XI, 1924

«Капает дождь монотонный…»

Капает дождь монотонный.

Тучи, как змеи, ползут.

В церкви, пустой и холодной,

Всё панихиды поют.

Новым торжественным трупом,

Грязью, тоской, небытьём,

Новым предчувствием глупым

Сдавлено сердце моё.

Пусть будет ночью уныло,

Холодно, сыро, темно!

Только б собака не выла

Перед закрытым окном.

5/ XII, 1924

Золотому петушку («В лапотках, с весёлой пляской…»)

Был у царя Додона петушок,

Полон света, шума, звона, — золотой.

(Песни «Золотого Петушка»)

В лапотках, с весёлой пляской

В африканский городок

Залетел из русской сказки

Звонкий, русский петушок.

В мир усталых наших стонов,

В мир тоски, дождя и гроз

Петушок царя Додона

Искру яркую занёс.

Мы — устали. Мы — уснули

В жизни серой и пустой.

Дни ненужные тянулись

Утомительной тоской.

Но туман дождливой ночи

Светлым сделал петушок —

Показались нам короче

Ленты вьющихся дорог.

И с души спадала плесень,

И растаяла тоска

В сказках, шёпотах и песнях

Золотого Петушка.

18/ XII, 1924

«Я не скажу, чего хочу…»

Я не скажу, чего хочу,

Мне нечего желать.

Огонь вечерний засвечу,

Возьму мою тетрадь.

И расцветёт над белизной

Нетронутых страниц

И сердца равномерный бой,

И тихий взмах ресниц.

И снова станет жизнь ярка,

Красива и полна,

Пока лукавая тоска

Не затемнит окна.

Я только сухо улыбнусь

И подойду к окну,

В пустое небо загляжусь,

На круглую луну.

Я, как седой, больной старик,

Скажу, что жизнь пуста.

То, что цветёт в страницах книг —

Не будет никогда.

Что есть минуты, иногда

Длиннее длинных лет,

Что могут пролетать года,

В которых смысла нет.

Что мысли тяжелей свинца,

Что свет страшнее тьмы…

И только горю нет конца

И холоду зимы.

20/ XII, 1924

«Догорая, лампады меркли…»

Догорая, лампады меркли,

В темноте уставая мерцать.

Вы вошли в полутёмную церковь,

Чтобы шёлковым платьем шуршать.

Вы вздыхали, и губы шептали

У загадочных строгих икон,

Для того чтобы все увидали

Ваш красивый земной поклон.

И какая бездна проклятий,

Едкой злобы и гнусных фраз

В этом скромном опущенном взгляде

Ваших светлых мигающих глаз!