Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 246

И пусть меня возьмут в круговорот

Глухие, нарастающие грозы.

Я не боюсь, что счастье отцветет —

На столике больничном — темной розой.

И, наконец, у нее появляется как будто подлинная «Воля к жизни»:

В низких тучах, нависших уныло,

В нежных думцах веселой любви,

В нарастанье потерянной силы

Мне послышалось слово: живи!

И как крик у разверзнутой бездны,

Как раскаты звериной грозы,

Как бодрящий напев Марсельезы —

Этот бешеный к жизни призыв.

Я теперь поняла: не недели, —

Месяцы потерялись в бреду…

И еще поняла, что дойду

К настоящей, единственной цели.

Что, как прежде, горят маяки

Не обманным и радостным светом,

И за ночью последней тоски

Есть звериная радость рассвета.

7. VI. 1927

В одном из своих прекрасных стихотворений Ирина установила свой выбор словами глубокого чувства.

***

Прости, прости, что за тебя

Я слишком многих принимала.

Анна Ахматова

Ночью слишком натянуты нервы.

Проступают виденья и лица.

Дорогой, отчего ты не первый

В этой смутной, немой веренице?

Слишком много рассказано было,

Много брошено ласки на ветер.

Был ты первый, второй или третий —

Я не знаю. Не помню. Забыла.

Много нежных растратила слов я,

Притворяясь влюбленной и нежной,

Называя печаль неутешной,

Называя влюбленность — любовью.

Отчего же тебя не нашла я

В эти годы тревоги и муки?

Взял бы ты мои слабые руки

И сказал мне: родная…

Ты один, на других не похожий —

Не уйдешь, не отдашь, не обманешь.

Что ж сказать тебе, милому, что же,

Если все уже сказано раньше?

Ты не первый, так будь же последним!

Пусть теперь перестанут мне сниться

Эти — слишком любимые — тени,

Эти — памятью стертые лица.

16. II. 1927

После этого апофеоза любовного чувства я приведу стихи, в которых Ирина, в ее точной изобразительной манере, выразила другую сторону этой муки-любви, в значительной степени определявших причину ее будущих переживаний.

Чуть проступают фонари из тьмы,

Глухие улицы, сдавили стены.

Прохожие. Автобусы. И мы —

Два неврастеника — над черной Сеной.

Я слушала взволнованную речь,

В воротнике лицо пугливо пряча.

И только по дрожанью нервных плеч

Ты угадал, что я бессильно плачу.

В гранит плескала мутная вода.

В ней огонек, как золотые нити.

Направо — бледный камень Нотр-Дам,

Откуда нас благословлял Мыслитель.

Ты побледнел, и постарел ты, — вот

За два часа. Глаза совсем больные.

А у меня кроваво-красный рот

Сломала безобразно истерия.

Стояли мы, не поднимая глаз,

Бессильные и жалкие, как дети.

И уж ничто не разделяло нас —

Двух неврастеников — ничто на свете.

3. III.1927

Через несколько дней после появления этого стихотворения Юрий пришел к нам с официальным признанием. Мы тогда жили на ул. Курноль. Ирины дома не было. Как я уже говорил, мы Юрия полюбили, видели их сближение и, в сущности, давно ждали этого визита. Он очень волновался, и начал говорить несколько путано, внося кое-какие рассуждения, мало идущие к такому моменту — видимо, он готовился к этому выступлению. Но скоро эти рациональные рассуждения уступили место искреннему выражению подлинных чувств… Мы обнялись… Он скоро ушел, а когда пришла Ирина (она уже все знала!), то застала нас обоих, по ее словам, — «счастливыми и нежными. Мамочка начинает говорить о Юрии, о том, как он ей нравится, какой он славный, умный, тонкий и т. д. Папа Коля что-то шутит, но вижу, что и он очень взволнован. А сама я — даже не ждала — осталась совсем спокойной. Испытывала что-то вроде неловкости — прижалась к мамочке, и только улыбалась. А она говорила о том, что она счастлива. Должно быть, все ее страхи и сомнения относительно моей любви прошли. Господи!..»