Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 225

Мне душно, душно в тихой заводи!..

Давай уйдем?

8 V. 1924. Сфаят

***

Я одна. Мой день бесцветен.

Жизнь моя пуста.

Тяжело на этом свете

Дышит пустота.

Кроме жалоб и печали,

Больше песен нет

Тихим стоном прозвучали

Восемнадцать лет.

Но моей глухой тревоги,

Милая, не тронь.

Слишком много, слишком много

Брошено в огонь.

Не разгонишь, не развеешь

Пепел темных дней.

Тихой лаской не согреешь

Холода ночей.

Будет тише, будет лучше,

Все пройдет, как чад.

То, что больно, то, что мучит,

Не придет назад.

Нет, не встанет на дороге

Мой ретивый конь!

Только много, слишком много

Брошено в огонь.

17. IV. 1924

***

Ты, как призрак, встала предо мной,

Я сквозь сон тебя лишь угадала.

Белая, с мигающей свечой

Надо мной ты, тихая, стояла.

Крепкий сон и крепкая тоска —

Все слилось с твоей улыбкой милой.

Я спала. И бледная рука

Надо мной задумчиво крестила.

7. I.1925. Сфаят

В африканский период жизни Ирины стал крепнуть и устанавливаться ее поэтический талант. Как она сочиняла, писала свои стихи — я почти не замечал, да это и трудно было заметить, потому что она почти никогда именно не «сочиняла» свои стихи, у нее почти не бывало черновиков: она брала свою записную книжку и просто записывала туда стихи, которые перед этим как-то складывались у нее в голове. Словом, она писала стихи сразу, набело, почти никогда не отделывая их. По поводу этого я говорил с Бальмонтом, и он мне сказал, что это «ни хорошо, ни плохо», а является «свойством дарования». Как правило, все ее стихотворения я переписывал в тетради, которые сохранились.

Давши ей первые уроки стихосложения, я чувствовал себя, как руководитель ее в этом отношении, все более и более беспомощным: она становилась поэтом, которому требовалось уже специальное руководство.

…Я начал выписывать из Парижа книги поэтов — Блока, Гумилева, Ахматову, Цветаеву и др., которых Ирина пристально «изучала». После поэтов-классиков, которых Ирина знала по школе и по дому, ей теперь пришлось ознакомиться с представителями «новой», современной поэзии. Она внимательно изучала преимущественно стихотворную технику знаменитых поэтов, усваивая их манеру письма и проч. Следы этих влияний можно проследить очень легко по ее стихам. Бальмонт, например, оглушил ее звоном своих стихов и эффектом неожиданных словообразований. Его влияние (очень недолгое) видно в первом ее стихотворении, напечатанном в парижских «Последних Новостях».

В холодной кабинке, и темной и тесной,

Мы молча сидели в тоске неизвестной,

И это молчанье нам было понятно.

На небе порой колыхались зарницы,

Как будто бы крылья невидимой птицы

Дрожа отряхали кровавые пятна.

И сумрак дрожал молчаливым забвеньем,

Скользили загадочно — лунные тени;

Как будто шептали о чем-то тревожном,

Какая-то истина мысли сковала…

И лунно-красивая сказка пропала…

И что-то безумное стало возможным.

Загадка пропала. Все стало понятно,

И даже молчанье нам было приятно…

Ведь часто приятными кажутся муки.

Мы будем молчать еще долгие годы,

И в стонах неволи, и в песнях свободы

Нам будут звучать похоронные звуки.

Кровавые тайны нам стали известны,

И не было страшно раскрывшейся бездны,