Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 193
Ирина Николаевна Кнорринг
Ну, что ж? Я прощу. И приму — поневоле.
Я знаю, что надо быть твёрдой, как сталь,
Что нужно поднять непокорные руки.
И трепет — быть может, последней — разлуки
Бесследно нести в равнодушную даль.
Так надо. Я знаю.
А я — я готова без счёта платить
За зыбкое счастье не бывшего рая,
За ветошь почти нелюбимого дома —
Любым пораженьем, позором, разгромом —
……………………………………………
Конечно, об этом нельзя говорить.
Я знаю.
«Это значат — никогда на свете…»
Это значат — никогда на свете,
Ни на этом свете, ни на том.
Это значит — только чёрный ветер
За большим заклеенным окном.
Это значит, что во всей вселенной —
Безнадёжный, бесконечный дождь.
Значит, — ветры воют, как сирены,
(Или — шум в ушах, — не разберёшь!)
Это значит, что не спится ночью,
— Как-то нудно, холодно, темно…
Ах, завыть бы с ветром заодно,
Не по-человечески, — по-волчьи.
«Когда сердце горит от тревоги…»
Когда сердце горит от тревоги,
А глаза холоднее, чем сталь, —
Я иду по парижской дороге
В синеватую, мглистую даль.
Начинает дождливо смеркаться,
Тень длиннее ложится у ног.
Никогда не могу не поддаться
Притязательной власти дорог!
Как люблю я дорожные карты,
Шорох шин, и просторы, и тишь…
А куда бы ни выйти из Шартра —
Все дороги уводят в Париж.
И часами безмолвно и строго,
Плохо скрыв и волненье, и грусть,
Я смотрю на большую дорогу,
По которой назад не вернусь.
«О чём писать? О лете, о Бретани…»
О чём писать? О лете, о Бретани,
О грузном море у тяжёлых скал,
Где рёв сирен (других сирен!) в тумане
На берегу всю ночь не умолкал.
О чём ещё? О беспощадном ветре,
О знойной и бескрайней синеве,
О придорожных столбиках в траве,
Считающих азартно километры?
О чём,? Как выезжали утром рано
Вдоль уводящих в новизну дорог.
И как старик, похожий на Бриана,
Тащился в деревенский кабачок?
Как это всё и мелко, и ничтожно
В предчувствии трагической зимы.
И так давно, что просто невозможно
Поверить в то, что это были мы.
Теперь, когда так громко и жестоко,
Сквозь нежный, синевеющий туман,
На нас, потерянных — летит с востока
Тяжелый вражеский аэроплан.
«К чему, к чему упрямая тревога?..»
К чему, к чему упрямая тревога?
Холодный год уж клонится к весне.
Мой сын здоров. Мой муж не на войне…
О чём ещё могу просить у Бога?
«Нас разделяют двадцать лет…»
Нас разделяют двадцать лет,
И столько разочарований!
И ветры горестных скитаний
Там — замели мой слабый след.
А здесь его и вовсе нет
Но здесь кончается дорога
Скитаний, бедствий и труда.
Я притулилась у порога
Чужого дома — навсегда.
И с благодарною любовью
Твержу, забыв мой старый дом:
— Да будет мир над этой кровлей,
Над этим тихим очагом!
«Грустно думаю. Пишу. Тоскую…»
Грустно думаю. Пишу. Тоскую.
Повторяю скучные дела.
Вспоминаю молодость пустую,
Оттого, что молодость прошла.
Больше ничего не проклинаю.
И не жду. И не схожу с ума.
