Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 166
Ирина Николаевна Кнорринг
Жизнь, это рай? Рассыпанные звезды?
Цветущий сад, весна и мотыльки?
— А звон будильника? А пыльный воздух?
Все эти дни неверья и тоски?
А жалобы задавленных: нуждой,
Расчет, подсчет («на вечер бы хватило…»)?
— Такой вот неприглядной и пустой
Я жизнь увидела — и полюбила.
«Человек изобрел Петуха…»
Человек изобрел Петуха,
Чтобы утром вставать на работу,
Чтобы ночь не томилась заботой,
Чтобы ночь была сладко-тиха.
Когда воздух тревожен и глух,
И пугают сплетения линий,
Тишину стережёт на камине
Металлический, звонкий Петух.
Ночью комната спит. И во сне
Её сердце спокойно и точно.
Её сердце всегда непорочно
В напряжённой пустой тишине.
Только шёпот упрямых часов,
Металлический блеск на камине,
И судьба, и тоска, и любовь
В напряжённой до боли пружине.
А когда безобразным пятном,
Никогда не закрывшейся раной
Посветлеет (до ужаса рано)
Голубое, большое окно, —
Веки сдавит назойливый сон,
(Утром сны тяжелей и тревожней)
И по всей по земле — безнадёжный
Отвратительный звон.
«Губы шептали, склонялись ресницы…»
Губы шептали, склонялись ресницы,
Голос, срываясь, дрожал.
Снились какие-то белые птицы,
Тихие глади зеркал.
О, не гляди же так зло и тревожно
И никого не вини:
Всё невозможное было возможным
В те отошедшие дни.
Сами ли в нашей судьбе виноваты,
Только прошли стороной,
Только — большие, пустые закаты
Над равнодушной землей.
Снова утешишься ласковым словом,
Тихим напевом стиха.
Видишь, как жизнь из тревожно-суровой
Стала безбурно-тиха.
«Всё глубже и неотвратимей…»
Всё глубже и неотвратимей
Провалы в памяти моей.
Всё чаще в папиросном дыме
Сквозит печаль ушедших дней.
И с каждым днем, и с каждым словом
Всё дальше, всё туманней ты,
И чем-то беспощадно-новым
Искажены твои черты.
И я теряю всё, что было:
И волю, и желанный плен,
И новой, непомерной силы
Уже не требую взамен.
Всё тише в теле бьенье крови,
Всё ниже никнет голова,
И всё спокойней и суровей
Звучат житейские слова.
Так — сквозь унынье и несмелость
Большой и светлою мечтой
Приходит вдумчивая зрелость
На смену юности пустой.
«Ни клясть и ни благодарить…»
Ни клясть и ни благодарить
Не стану скупо и устало.
И не спрошу — как дальше быть?
И не скажу, что страшно стало.
Я всё, как должное, приму,
Как хлеб земли, как стон, как воздух,
Как прорезающие тьму
Большие огненные звезды.
И как привычные права,
Как тягостную неизбежность,
Приму жестокие слова,
Приму нечаянную нежность.
«Только клубы едкого дыма…»
Только клубы едкого дыма,
Да густая, сизая сталь.
Только — радость, летящая мимо,
Чья-то радость, летящая вдаль.
За последним мелькнувшим вагоном
Что-то кончилось, оборвалось.
Лишь далёко, в чащах зелёных, —
Затихающий грохот колес.
Помнишь страшные дни и недели,
Те, которым прощенья нет?
Помнишь, как мы с тобой смотрели
Отшумевшему счастью вслед?
Монпарнас («…А сказать друг другу было нечего…»)
