Читать «Золотые миры (Избранное)» онлайн - страница 132

Ирина Николаевна Кнорринг

В эти годы тревоги и муки?

Взял бы ты мои слабые руки

И сказал мне: родная…

Ты один, на других не похожий —

Не уйдёшь, не отдашь, не обманешь.

Что ж сказать тебе, милому, что же,

Если всё уже сказано раньше?

Ты не первый, так будь же последним!

Пусть теперь перестанут мне сниться

Эти — слишком любимые — тени,

Эти — памятью стёртые — лица.

16/ II, 1927

В поезде («За окошком сплелись пути…»)

За окошком сплелись пути,

За посёлком скользит посёлок.

Разве трудно себя завести,

Как игрушку, и быть весёлой!

Если вечером снова спросят

Про круги у зелёных глаз —

Я отвечу: стучали колёса,

Через край душа пролилась.

И в платок — будто в снег — зароюсь.

О, моё неизбывное зло!

Всё неистовей мчится поезд,

Дребезжит оконным стеклом.

Хоть бы в щепы его разнесло!

20/ II, 1927

«Я пришла к тебе вечером…»

Я пришла к тебе вечером.

Ты спросил, улыбаясь:

«Отчего ты такая?

Ведь тревожиться нечего?»

И сверкая глазами,

Нервно дёргая волосы,

Изменившимся голосом

Я сказала: «Экзамены».

Понадвинулся тучей,

Хлынул горькою лавой.

А любовь-то могучее

Философии права.

И прошли, как в тумане,

Три последние месяца.

— Гром не грянет —

Мужик не перекрестится.

3/ III, 1927

«Но кроме нас с тобой есть мир другой…»

Но кроме нас с тобой есть мир другой,

Огромный мир, где надо делать что-то.

Ведь как-то надо жить, мой дорогой,

Сдавать экзамены, искать работу…

Как будто бы повязка спала с глаз.

О, этот мир, назойливый и лишний!

Вот почему, прощаясь прошлый раз,

Я вдруг расплакалась… Так глупо вышло.

Зачем? Какие там ещё пути?

Какие там печали и потери?

И каждый раз мне страшно отойти

Вот от твоей полураскрытой двери.

3/ III, 1927

Х ARRON DISSEMENT («Гул моторов в груди…»)

Гул моторов в груди.

Подворотня и двор.

Все дома, как один,

В каждом доме — контора.

В каждом доме — дела,

Слева — надпись: «concierqe».

Так бы мимо прошла.

Где же радость-то, где же?

И сейчас же встают

Впечатленья былые:

Безработица тут,

Дни пустые-пустые.

И противно душе

Это острое жало…

Нет, бульвар Сен-Мишель

Лучше этих кварталов.

4/ III, 1927

«Чуть проступают фонари из тьмы…»

Чуть проступают фонари из тьмы

Глухие улицы сдавили стены.

Прохожие. Автобусы. И мы —

Два неврастеника — над чёрной Сеной.

Я слушала взволнованную речь,

В воротнике лицо пугливо пряча.

И только по дрожанью нервных плеч

Ты угадал, что я бессильно плачу.

В гранит плескала мутная вода.

В ней огонёк, как золотые нити.

Направо — бледный камень Нотр-Дам,

Оттуда нас благословлял Мыслитель.

Ты побледнел, и постарел ты, — вот

За два часа. Глаза совсем большие.

А у меня кроваво-красный рот

Сломала безобразно истерия.

Стояли мы, не поднимая глаз,

Бессильные и жадные, как дети.

И уж ничто не разделяло нас —

Двух неврастеников — ничто на свете.

8/ III, 1927

Усталость («Губы шептали. Склонялись ресницы…»)

Губы шептали. Склонялись ресницы.

Голос, срываясь, дрожал.

Снились какие-то чёрные птицы,

Тихие глади зеркал.