Читать «Лекции. Трактаты» онлайн - страница 265

 Греческая философия, взошедши на известную степень совершенства, начала обратный путь, унизилась, пала. Таковое превращение ее не есть дело случая, есть горький плод причин, производящих гибельные следствия. Совершенно ли безопасна от влияния сих причин новая философия? Обозрение их не служит ли лучшим предостережением от них? Или необходимость возвышений и падений, оковывающая природу видимую, простирается и на произведения невидимые? Но и в этом случае предосторожность не излишня: она может, по крайней мере, отдалить роковую минуту. Уже ли и сие невозможно?.. Поспешим идти по следам греческой философии; может быть мы из самого хода ее увидим, что плачевный конец, постигший ее, был следствием произвольных ее уклонений от прямого пути, и что путь сей сам в себе нигде не преграждается для человека.

 Философия, прежде нежели явилась у греков в собственном своем виде, долго носила одежду баснословия, принесенную ею от варваров. Несмотря на пленительную пестроту такой одежды, под ней скрывался безобразный скелет, из разнородных костей составленный, сгнивший от веков и не поддерживаемый слепой верой в предания. Впрочем, греки долго не осмеливались прикоснуться к сей одежде, почитая ее произведением богов. Умственное состояние сего народа было почти детское. Дети боятся мрака: а что мрачнее преданий? Посему соображение их, не углубляясь во внутренность преданий, летало на их поверхности, непрестанно сыпало цветы, довольствуясь обонянием их и не заботясь об утолении внутреннего глада.

 Философия воображения, без сомнения, не есть истинная философия. Впрочем, она имеет свои совершенства. Круг воображения обширен, хотя не определен: оно не может углубляться в предметы, зато свободно может возноситься над ними. Особенно баснословие греков имеет в себе много замечательного. Воображение их, управляемое вкусом к изящному, которым столь щедро одарила их природа, решило, свойственным себе образом, почти те же самые вопросы, над коими впоследствии трудились высшие способности. Не имея собственных начал, оно употребляло вместо их внутренние предчувствия. Вождь ненадежный в дальнейшем поступлении к раскрытию познанных истин, но часто верный в первоначальном покушении к изысканию еще недоведомых. Ибо хранилище сих предчувствий есть сердце, а сердце вообще более сохранило в себе чувствований о своем назначении, нежели разум — понятий о превосходстве сего назначения. Сколько же важны должны быть те минуты в ходе раскрытия умственных сил в каком-либо народе, в которые видимо открывается сила таковых предчувствий!

 Детьми бывают недолго: воображение греков, ставшее с Пинда на Парнас, с Геликона к Стиксу, утомилось и, с намерением или случайно, опустилось в шумный круг политических дел. Сойдя с Олимпа, философия воссела, как бы для отдохновения, на законодательском месте и, занимаясь доселе собственным увеселением, начала пещись о благе народном, как бы для того, дабы оставить по себе в умах выгодное мнение, тогда, когда внутренний голос гения паки воззовет ее к выспренним ее занятиям. Гений ее изливал целебные капли нравственных изречений, которые служили превосходным врачевством для язв душевных. Обращаясь в круге общежития, он, с одной стороны, отвык от бесполезных парений, с другой — привык к внимательности, которой в этом круге требовала собственная польза, успел рассмотреть человека в его общем виде, заметить его нужды, желания и надежды. Варвары не видали таковой перемены в своей философии: они сохранили ее пиитическую одежду и лишились счастия созерцать самое существо ее. Может быть и греческая философия... Не будем затмевать мрачными догадками ясного ее рассвета: поспешим лучше встретить самое светило ее, явившееся под ясным небом Ионии.