Читать «Закат и падение Римской Империи» онлайн - страница 86

Если бы у кого-нибудь спросили, в течение какого периода всемирной истории положение человеческого рода было са­мое счастливое и самое цветущее, он должен бы был без вся­ких колебаний назвать тот период, который протек от смерти Домициана до восшествия на престол Коммода. Римская им­перия на всем своем громадном пространстве управлялась абсолютной властью, руководительницами которой были до­бродетель и мудрость. Армии сдерживались твердою и вместе с тем мягкою рукой четырех следовавших один за другим императоров, которые внушали невольное уважение и своим характером, и своим авторитетом. Формы гражданского уп­равления тщательно охранялись и Нервой, и Траяном, и Ад­рианом, и Антонинами, которые наслаждались внешним ви­дом свободы и находили удовольствие в том, что выдавали себя за ответственных представителей закона. Такие госуда­ри были бы достойны чести сделаться восстановителями ре­спублики, если бы римляне того времени были способны пользоваться разумной свободой.

За свои труды, постоянно сопровождавшиеся успехом, эти монархи были с избытком вознаграждены и тем, что могли честно  гордиться своими заслугами, и тем, что могли с нас­лаждением созерцать то общее благоденствие, которое было делом их собственных рук. Однако одно основательное и гру­стное размышление отравляло для них самые благородные из человеческих наслаждений. Им не раз приходилось задумы­ваться над непрочностью того благополучия, которое зави­сит от характера только одного человека. Может быть, уже приближался тот гибельный момент, когда какой-нибудь распутный юноша или какой-нибудь завистливый тиран употребит на дело разрушения ту абсолютную власть, кото­рой они пользовались для блага народа. Узда, которую нала­гали сенат и законы, была воображаемая: она могла выстав­лять в более ярком свете добродетели императоров, но не могла сдерживать их порочных наклонностей. Военная сила была слепым и непреодолимым орудием угнетения, а испор­ченность римских нравов всегда доставила бы льстецов, го­товых одобрять, и приближенных, готовых удовлетворять жадность, сластолюбие или жестокосердие властелина.

Эти мрачные опасения находили для себя оправдание в прошлом опыте римлян. Летописи империи представляют нам такие яркие и разнообразные черты человеческого ха­рактера, каких мы напрасно стали бы искать в сложных и неопределенных характерах, с которыми знакомит нас новей­шая история. В поведении римских императоров мы ус­матриваем самые крайние границы порока и добродетели, самые высшие совершенства и самую низкую испорченность нашей расы. Золотому веку Траяна и Антонинов предшест­вовал железный век. Едва ли стоит труда перечислять недо­стойных преемников Августа. Они спаслись от забвения только благодаря своим неслыханным порокам и благодаря великолепию той арены, на которой они действовали. Мрач­ный и неумолимый Тиберий, свирепый Калигула, слабоум­ный Клавдий, развратный и жестокосердный Нерон, звер­ский Вителлий и бесчеловечный трус Домициан - все они покрыты вечным позором. В течение восьмидесяти лет (за исключением только короткого и нерешительного перерыва в царствование Веспасиана) Рим томился под непрерывной тиранией, истреблявшей древние республиканские фамилии и преследовавшей почти все добродетели и все таланты, ка­кие только проявлялись в этот несчастный период. Под управлением этих чудовищ к рабской зависимости римлян присоединялись два особых обстоятельства, благода­ря которым их положение было более ужасно, чем положе­ние жертв тирании в каком-либо другом веке или в какой-либо другой стране, а именно: воспоминания о прежней сво­боде и обширность завоеваний. Отсюда проистекали: 1) чрез­вычайная чувствительность угнетенных и 2) невозможность спастись от преследований угнетателя.