Читать «Закат и падение Римской Империи» онлайн - страница 299

Система Диоклетиана породила другую очень важную не­выгоду, которую даже теперь мы не можем оставить без вни­мания, а именно увеличение расходов на управление и, вследствие того, увеличение налогов и угнетения народа. Вместо скромной домашней обстановки, в которой не было другой прислуги, кроме рабов и вольноотпущенных, но кото­рой довольствовалось безыскусственное величие Августа и Траяна, были организованы в различных частях империи три или четыре великолепных двора, и столько же римских царей соперничали и друг с другом, и с персидским монар­хом из-за тщеславного превосходства в блеске и пышности. Число министров, должностных лиц, офицеров и низших служителей, наполнявших различные департаменты госу­дарственного управления, никогда еще не было так велико, а (если нам будет дозволено выразиться живописным языком одного современного писателя) "когда число тех, кто получа­ет, стало превышать число тех, кто платит, провинции стали изнемогать под бременем налогов". С этого периода и вплоть до окончательного разрушения империи не трудно проследить непрерывный ряд громких протестов и жалоб. Каждый писатель, сообразно со своими убеждениями и с сво­им положением, избирал предметом своих сатирических на­падок или Диоклетиана, или Константина, или Валента, или Феодосия; но все они единогласно отзывались о бремени го­сударственных налогов, и в особенности о податях поземельной и подушной, как о невыносимом и постоянно возрастав­шем бедствии, составлявшем отличительную особенность их времени. Когда беспристрастный историк, обязанный извле­кать истину как из сатир, так и из панегириков, прислушивается к этим единогласным мнениям, он готов признать одинаково достойными порицания всех государей, на кото­рых нападают те писатели, и готов приписать их вымога­тельства не столько их личным порокам, сколько однообраз­ной системе их управления. Настоящим творцом этой систе­мы был Диоклетиан, но в течение его царствования зарож­давшееся зло не выходило за пределы умеренности и благо­разумия, и он заслуживает порицания не столько за угнете­ние своих подданных, сколько за поданный им пагубный пример. К этому следует присовокупить, что он распоря­жался государственными доходами с благоразумной береж­ливостью и что, за покрытием всех текущих расходов, в им­ператорской казне всегда оставались значительные суммы как на щедрые императорские милости, так и на непредви­денные государственные нужды.

На двадцать первом году своего царствования Диоклетиан привел в исполнение свое намерение отречься от престола - поступок, которото можно бы было ожидать скорее от стар­шего или от младшего Антонина, нежели от такого государя, который никогда не руководствовался поучениями филосо­фии ни в том, как он достиг верховной власти, ни в том, как он ею пользовался. Диоклетиану принадлежит та честь, что он дал всему миру первый пример отречения, который не часто находил подражателей между монархами позднейших времен. Впрочем, нашему уму, естественно, представляется по этому поводу сравнение с Карлом Пятым не потому толь­ко, что красноречие одного из новейших писателей сделало это имя столь хорошо знакомым английскому читателю, но и потому, что мы замечаем поразительное сходство между ха­рактерами двух императоров, политические дарования кото­рых были выше их военного гения и отличительные достоин­ства которых были не столько даром природы, сколько пло­дом искусства. Отречение Карла Пятого, как кажется, было вызвано превратностями фортуны: неудача в исполнении его любимых планов побудила его отказаться от власти, кото­рую он находил неудовлетворительной для своего честолю­бия. Напротив того, царствование Диоклетиана ознаменова­лось непрерывным рядом успешных предприятий, и он стал серьезно помышлять об отречении от престола, как кажется, лишь после того, как он восторжествовал над всеми своими врагами и привел в исполнение все свои предначертания. Ни Карл Пятый, ни Диоклетиан еще не достигли глубокой ста­рости, когда отказались от верховной власти, так как перво­му из них было только пятьдесят пять лет, а второму не бо­лее пятидесяти девяти; но их деятельная жизнь, их войны, путешествия, государственные заботы и деловые занятия расстроили их здоровье, и они преждевременно познакоми­лись с недугами старческой дряхлости.