Читать «Закат и падение Римской Империи» онлайн - страница 153

Эдвард Гиббон

Пока жестокости Максимина обрушивались только на зна­менитых сенаторов или на тех смелых авантюристов, кото­рые добровольно подвергают себя при дворе или в армии всем прихотям фортуны, народ смотрел на эти страдания с равнодушием или даже, может быть, с удовольствием. Но алчность тирана, возбуждаемая ненасытными требованиями солдат, наконец посягнула и на общественное достояние. У каждого города в империи были специальные суммы, пред­назначенные на покупку хлеба для народа и на устройство общественных игр и увеселений. Одним актом верховной власти все эти капиталы были конфискованы в пользу импе­раторской казны. У храмов были отобраны все ценные золо­тые и серебряные жертвоприношения, а статуи богов, героев и императоров были обращены в слитки, из которых стали чеканить монету. Этих нечестивых распоряжений нельзя было привести в исполнение, не вызывая восстаний и убийств, так как во многих местах народ был готов скорее умереть, защищая свои алтари, нежели допустить, чтобы среди мира город подвергался хищениям и всем ужасам вой­ны. Сами солдаты, между которыми делились плоды этого святотатственного грабежа, краснели от стыда, принимая та­кие подарки, и, несмотря на свою привычку ко всяким наси­лиям, опасались основательных упреков со стороны своих друзей и родственников. По всей Римской империи раздава­лись крики негодования и мольбы о том, чтобы этот враг все­го человеческого рода понес заслуженное наказание; нако­нец одна мирная и безоружная провинция подняла знамя бунта.

Африканский прокуратор был достойным слугою такого господина, который считал денежные штрафы и конфиска­ции одной из самых доходных статей императорского бюдже­та. Он вынес несправедливый приговор, в силу которого несколько богатых юношей из местного населения должны бы­ли лишиться большей части своего состояния. В этой крайно­сти они с отчаяния решились на такое предприятие, которое должно было или довершить их гибель, или предотвратить ее. Они с трудом вымолили у жадного казначея трехдневную отсрочку и воспользовались этим временем для того, чтобы созвать из своих имений множество рабов и крестьян, воору­женных дубинами и топорами и слепо преданных своим гос­подам. Вожаки заговора, добившись аудиенции у прокурато­ра, закололи его кинжалами, которые были спрятаны у них под одеждой, завладели при помощи собранной ими бесчин­ной толпы небольшим городом Физдроми водрузили знамя восстания против повелителя Римской империи. Они осно­вывали свои надежды на общей ненависти к Максимину и приняли благоразумное решение противопоставить этому ненавистному тирану такого императора, который уже успел снискать своими кроткими добродетелями любовь и уваже­ние римлян и влияние которого на провинцию могло придать более веса и прочности их предприятию. Их проконсул Гордиан, на котором остановился их выбор, отказывался с неп­ритворным отвращением от этой опасной чести, со слезами прося у них позволения спокойно окончить долгую и безуп­речную жизнь и не пятнать своих преклонных лет кровью своих сограждан. Их угрозы принудили его принять императорское достоинство, которое, впрочем, было его единствен­ным убежищем от завистливого жестокосердия Максимина, так как тираны обыкновенно придерживаются такого прави­ла, что всякий, кого считают достойным престола, достоин смертной казни, а всякий, кто только обсуждал подобный вопрос, уже провинился в мятеже.