Читать «А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2... -» онлайн - страница 114

Александр Покровский

(Жаль, но мне уже никогда не узнать, чего бог мне не должен был дать… А может и к лучшему?)

Дежурство по опергруппе – рутинная штука: поддержание связи, контроль обстановки. Обстановка – это противник (все, что становится известным, разумеется), это борты (люди, грузы), это рейды, колонны в движении и прочая суета. И мега-гека-литры зеленого чая… К концу дежурства уши опухают от трубки ЗАСа.

– Один, два, три, четыре, «Риборза», «Риборза», к вам «чаечки», пара, с ними группа ДШ, 10 карандашей, встречайте, плюс пятнадцать, как понял?

– …десять… понял тебя… наша «пружина»… минус 20 были на мосту…прием.

– Один, два, три, бля, семьсот, восемьсот (можно и девятьсот, мне все равно) «Риборза», «Риборза», я – «Окантус», тебя не понял, повтори, прием.

– …девять, десять…

И так весь день, а если «повезет» – то и ночь…

Вечером – «экскурсии» по городу, как правило, вместе с нашей авиацией («люфтваффе», «чаечки»). То есть с наиболее славными и «продвинутыми» представителями этой трудной и почетной профессии. Но об этой когорте – отдельная песня. После «экскурсий» в голове только один вопрос – как же наши вертолеты летают по утрам и не падают?…

Но однажды утром завертелось!

Духи расстреляли наших саперов на Мормоле. Положили пять мальчишек, суки. Били в упор, метров с пяти. И ушли безнаказанно. Только командир саперов, прапор, чудом спасся, шельма…

В опергруппе как в улье.

– Лейтенант, ты не крутись под ногами. Ты вот чего. Ты давай дуй в армейский госпиталь. Там прапор, командир саперов, вроде бы в себе, в сознании. Ты сходи, возьми с него письменное объяснение. Давай дуй, тут без тебя народу – не продыхнуть. А через час прилетит начальник округа со свитой – будет полный абзац! Так что давай, родной, тебе – час времени на все про все.

Прапор мог сидеть и говорить. Но писать он не мог. У него была дырка в правой руке, еще две в ноге, и глубокая борозда от осколка гранаты на башке. Израненный и недоскальпированный, еще в болевом шоке, он сидел и блаженно улыбался.

– Я – живой!

– Нормально, брат. Тебя как звать?

– Саня…

– Значит так, Саня. Давай напишем на бумажке, как все произошло. Надо. Приказ начальника опергруппы.

Улыбка сползла с его лица. Соседи по палате угрожающе сдвинулись в тесный круг.

– Лейтенант, ты охерел? Его к герою надо представлять, а ты с бумажками? А вот этим костылем в ухо?

– Братцы, спокойно. Давайте будем думать. Я – по приказу в рамках дознания должен отобрать объяснение. Если этого не сделаю я, завтра здесь будет следователь военной прокуратуры. Кому от этого лучше? Пусть он расскажет, я запишу, и делов-то, а?

Саня стал рассказывать. А я написал свой первый рассказ о войне. Можно сказать, под псевдонимом.

«Шли на подъем, на „пятнашку“ рано утром. Оставался предпоследний язык серпантина, самый длинный. Техника у нас, сам знаешь, полное дерьмо.

Старший сказал:

– Саня, давай со своими вверх до конца этого отрезка. Как проверишь – сверху дай отмашку. Мы тогда с разгона втянем остальную колонну. По другому никак. Пятерка совсем не тянет. Встанем где-нибудь посередине – амба. Раздолбают как котят. Ну, с богом!