Читать «Карло Эмилио Гадда» онлайн - страница 11

      Захлопываются архивные ящики горы, взбешенные дверцы. Низколетящие облачка: красные, как на изображениях мучеников. Белые низкие облачка; эти раздирающие душу разрывы и свист враждебных предметов.

      О, весна! Ураган нескольких стомиллиметровых батарей, всего лишь легкая прелюдия.

      Еще более страшный свист внезапно превращается в блеск молнии и сучий визг. Спринг-граната, фугасный снаряд, шаманство красного дьявола!

      Пугающий вой накатывает издалека. Ужасающие взрывы в долине и на горе. И другие, быстрые и частые, в воздухе: черные, белые — неумолимые. Земля вбирает осколки шрапнели, а из кратеров от трехсотпятидесятимиллиметровых снарядов вырываются нещадные осколки пепельного цвета, пронзают тени других взрывов, просветы, тетраэдры и ромбоэдры доломитовых скал, кубы белого известняка.

      Линии снабжения обрываются, как перерезанные ножом сухожилия, мулы разбегаются, ящики разлетаются, отчаявшиеся руки возносятся защитить глаза и лоб.

      Суровость и дикая ярость уже не нашего «я» определяет теперь каждый миг сознания; связующее постоянство представлений кажется потерянным; желаний нет, существует одна только бодрствующая необходимость, до которой нет дела всем остальным.

      Что несете вы, измученные санитары, завидуя тяжелой неподвижности простертой фигуры?

      Почему вы бледны как смерть, руки со сбитыми кровоточащими костяшками, халат в лохмотьях, расстегнутый воротничок?

      Дисциплинарный устав запрещает такую неряшливость.

      А что за капли падают вдоль тропы?

      Адски воняют гниющие мулы.

      А вот по всей горе невидимые мотыги взрывают бесплодные холмики, под бешеный грохот откладывается семя в виде белых и черных куч. Под градом камней и осколков железа каждый вслушивается в свою судьбину. Под траурным солнцем машут крылышками незаметные шмели с намерением присосаться к кускам плоти, деликатесным мозгам.

      Многие заняты неизвестно чем. Что они делают? Туман прячет все. Кто-то, склонившись, потеет красным потом, остальные в муке как мельники. Мука на наших штанах, на лице и бесчувственных руках, два потных связиста, путаясь и прыгая, обходят сплетение вырванных с мясом и разбитых предметов, чтобы проверить, управляет ли еще этот черный и хрупкий нерв сражения массой жалких возможностей.

      — Подай мне этот пук, иди туда…

      — Да где этот проклятый ход?

      — Должен быть ниже... вот он…

      — Нет, это не он… помнишь, тот был полон дерь…

      — Хх! Еще не хватало… сейчас…

      Неописуемые взрывы заставляют пригнуться: быстрые пригибания перемежаются прыжками. Люди идут по проводу и пропадают в лабиринте и дыме.

      Туман прячет товарищей, кашель от тринитратов обкладывает сухостью горло. Умершее нехорошей смертью чудовище демонстрирует свою подлую душу в виде цилиндра желтого гранулированного чедита, похожего на пармезан.

      А среди расколотых кубами скал разорванные в клочья задохнувшиеся противогазы вынуждают наши глаза застыть во враждебной пугающей неподвижности. О, матери!