Читать «Никоарэ Подкова» онлайн - страница 44

— Ничего, друг! Недолго лисе лазить в курятник. Из-за той треклятой лисы не замечает Марга доблестного мужа, какого еще не видывали в дэвиденской деревне. Ну, все! Больше ни слова! Только прошу тебя выйти из управителева дома к людям, туда, где слышен струнный звон и где верные слуги нашего мазыла выставили бочку вина. Как ты мыслишь, в честь кого была пробуравлена сия бочка с вином? В честь воинов его светлости Никоарэ.

Раду Сулицэ остановился на пороге и удивленно взглянул на Ботгроса.

— Откуда ты узнал, батяня Гицэ, что нашего господина так зовут? Это тайна, мы от всех ее скрывали.

— А ее и без вас раскрыли Марга-атаманша и ее тринадцать подружек. На лукавство они мастерицы, а вот порадовать мужа, подобного мне, не умеют. Ради кого собралось все племя Дэвиденов? Ради доблестных ратников, а среди них заслуженно числюсь теперь и я, собственной рукой поразивший кабана.

— Кабаненка, батяня Гицэ.

— Кабаненок, кабан — не все ли равно?

— Ну, понятно. Как вчерашний праздник похож на сегодняшний.

Гицэ Ботгрос покачал головой и выпрямился.

— Ох, хитрец, хитрец, уж не напоминай мне! Да, не похож сегодняшний день на вчерашний. Спустимся во двор и пристанем к тем, кто с радостным сердцем пирует. Только в горемычном сердце моем черная ночь.

Рассуждая подобным образом, Гицэ и дьяк примкнули к людям, собравшимся у погреба недалеко от дома управителя. Виночерпии, назначенные управителем, разливали в новые обливные кружки вино из только что просверленной бочки. Были там и седовласые старики-крестьяне, были и те, чьих волос еще не коснулась седина. А беззаботные парни, захватив с собою двух цыган-музыкантов, затеяли чуть поодаль на лужайке хору, чтобы люди могли полюбоваться вышитыми рубашками да ожерельями и венками девушек-красавиц.

На старике-скрипаче были убогие обноски, подаренные ему кем-то из внуков Давида Всадника: илик без единой пуговицы, красные шаровары все в заплатах да серый вязаный шерстяной колпак.

Тяжкое бремя прожитых лет согнуло его спину — был он некогда рабом у крымских татар. Но как искусно владел он смычком, то лаская, то дразня струны! Играл он, может статься, больше для самого себя, отдаваясь воспоминаниям о той далекой поре, когда он был таким же цветущим отроком, как подыгрывавший ему на кобзе внучек. Отрок был хорош в одежде из нидерландского сукна, подаренный ему мазылом, и гордо на всех поглядывал, ударяя по струнам кобзы; он считал себя атаманом и старшим на празднике. То были прославленные во всей округе Илие и Илиуцэ из цыганского табора, расположившегося невдалеке от мельницы Гырбову. Но слава не кормила и не поила их. В молдавском господарстве больше ценили песни, нежели песенников.

Издали смотрели на хору и на людей, теснившихся у погреба, мазыл Дэвидяну и его супруга, а также Младыш Александру и Илинка; они сидели на стульях под навесом крыльца. Вскоре, словно видение минувших времен, появилась рядом с ними матушка Олимпиада. Тогда Илинка поднялась и вошла в ту дверь, из которой вышла попадья.