Читать «Никоарэ Подкова» онлайн - страница 39

— Что ж, отважимся и поведаем, дедушка. Ты не гляди, что мы бойкие, перед твоей милостью мы робеем, так и знай. Живем мы, все четырнадцать рэзешских женок, на дальнем конце деревни, и кабаны по весне губят плоды наших трудов.

— Бобы и горох?

— Правильно сказываешь, добрый ратник: бобы и горох. Жаловались мы старосте Евгение и лесникам, да они все откладывают со дня на день. Отрядили мы их к вам, к смелым воинам, да вот они говорят, будто не дали вы им доброго ответа.

— Три дня дождь лил, не переставая, — вмешался дьяк.

— Да бог с ними, с дождями! Что на них смотреть? Дожди-то уймутся чай не всемирный потоп. А как уймутся, то и можно будет идти в поход против кабанов проклятых. Уж вы не оставляйте нас, для ради бога! Такой беды натворили кабаны, что схватились мы за головы! Поп-то сулится помочь молитвами и кроплениями, потому я о нем сейчас и поминала. От поповского кропила только растут наши убытки — свиньи-то бога и святых не признают. Так что опять вашим милостям челом бьем. А не сжалитесь и руку помощи не протянете, мужей своих и на порог не пустим. Пускай сами тогда зверя бьют иль идут на все четыре стороны.

Из господского дома стремглав прибежала Илинка; в косы ее были вплетены цветы, глаза горели. Проскользнула змейкой в толпе собравшихся, спросила что-то шепотом у лели[34] Марии.

Затем пошла следом за женой управителя на кухню и тотчас появилась, неся на деревянном подносике дымящийся глиняный горшок. Ступала бережно, не улыбаясь женщинам. Только раз глянула вокруг огромными темными глазищами. Черные у нее глаза? Синие? Бабы подталкивали друг друга локтями. Ведь они пожаловали сюда и ради того, чтобы проведать, что делается на дворе у мазыла.

По дороге Илинка отломила ветку шиповника с тремя распустившимися бутонами и поднялась на крыльцо мазылского дома. Младыш Александру вышел ей навстречу и преградил путь. Она обошла его, потупившись, и скрылась в сенях. На время разговоры на крыльце управителя приутихли. Потом все началось сызнова и предводительница рэзешских жен обратила к деду Петре зардевшееся от возбуждения лицо.

Тут показался в воротах староста Евгение с высоким посохом в правой руке, знаком его достоинства, за ним — лесники.

Войдя во двор, староста Евгение и лесники остановились и навострили уши — послушать, о чем идет разговор.

— Убыток-то вам, добрые женки, — говорил дед Петря, лукаво прищурившись, — убыток вам, может статься, кто другой причинил. Не слыхивал я, чтоб кабаны до бобов и гороха охочи были.

— Мы тоже, честный ратник, так думали, — отвечала атаманша, — и сперва полагали, что беда идет от Шептеличей, из той деревни, что лежит ниже нас по реке. Мы видим иногда, как перелетают их гуси, на обратном пути от Молдовы. А тамошних баб завидки брали на наши добрые огороды. Правда, нет уж теперь у нас огородов-то. И стали мы держать совет и порешили стеречь огороды, втроем аль вчетвером, чтобы не скучно было. Ну вот, стерегли мы сколько-то ночей кряду, а никто не показывался. Кабаны тоже не показывались.

Лесник, дед Настасэ, громко спросил со двора: