Читать «В хате» онлайн - страница 4

— Ты куда?

Словно из-под земли вырос переводчик. Она сердито оттолкнула палкой его руку.

— Смотрите, какой… По своей нужде иду. Понятно?..

Тот отступил, но, выйдя, она заметила, что он идет за ней по пятам. Она пожала плечами.

— Вот еще, старой бабы испугались немцы… Видно хоть и старая, а еще кое-что могу. Ну, стерегите, стерегите…

Она вернулась в хату, влезла на печку. Но беспокойство за тех двоих угнетало ее все сильней.

«Вот Наташа, та бы, может, и ухитрилась выскочить… А мне, старой… Что ж, голубки, если мне и за своей нуждой не дают выйти, лазят вслед, словно невесть что, так как же мне быть-то? Как же быть?..»

Она долго, тяжело вздыхая, ворочалась на своей подстилке.

А когда пришел сон, ей снились те двое. Они просили воды, громко кричали о воде в своем шалаше, а воды не было. Они звали ее, бабку Анисью, а бабка Анисья не приходила. Перевязка на голове у одного сдвинулась, и некому было поправить. Они жаловались Наташе, что бабка Анисья не сдержала слова. И Наташа грозила бабке пальцем и что-то долго и строго говорила так, что старые глаза налились слезами. Ох, как громко кричали те двое, как громко требовали воды. Так громко, что Анисья проснулась. И сразу почувствовала: что-то неладно. Она взглянула с печки, и ей показалось, что сон продолжается.

Офицеры сидели за столом на табуретах, на кровати. А перед ними стояли, поддерживаемые солдатами, те двое, из шалаша под сливами. Бабке Анисье показалось, что с ее глаз вдруг спало годами нараставшее бельмо. Она увидела отчетливо, как уж давно не видела, — повязку на голове, повязки на ногах, на руке. Молодые лица, поросшие темной, давно не бритой щетиной. Глаза горели лихорадочным блеском. Анисья приподнялась на печке, крепко стиснула пальцы, чтобы не крикнуть.

За столом, по самой середине, сидел старший. Он качался на стуле, и огромная, чудовищная тень колебалась на стене в такт его движений. Керосиновая лампа светила снизу, и глаза старшего исчезали в черной тени глубоких глазниц. Переводчик стоял у стола возле раненых. Старший бросал вопрос, и переводчик быстро, жестко, хриплым голосом, повторял его.

— Какой части?

Бабка Анисья слышала ясно. Словно разорвался туман, который годами затыкал ее уши. Слова доносились отчетливо, как никогда за многие, многие годы. Переводчик спрашивал, старательно выговаривая слова, как бы опасаясь, что те не поймут.

— Какой части?

Анисья даже здесь, на печке, слышала тяжелое дыхание раненых. Они ловили запекшимися губами воздух, тяжко дышали. Они шатались, и руки немецких солдат грубо и крепко поддерживали их.

— Какой части?

Они не отвечали. Старший сердито грохнул кулаком по столу.

— Скажите им, что я церемониться не стану, понятно? Скажите, что я им советую говорить, от души советую! Скажите, что у меня на таких, как они, есть средства. Спрашивайте: какой части, когда здесь стояли, откуда пришли, где армия, где население деревни, в каких боях принимали участие? Все! Спрашивайте!

Анисья чувствовала, как колотится ее сердце. Оно билось так сильно, как не билось долгие годы, и старуха подумала, что, пожалуй, и у стола слышен грохот, разрывающий ей грудь. Но никто не смотрел на печку. Все глаза были устремлены на тех двоих, что, пошатываясь, стояли перед столом.