Читать «Колымская повесть» онлайн - страница 201

Еще мы планировали с Кокой подняться на самую высокую в этих краях сопку, которую пастухи называют Тэм. С эвенского „тэм“ переводится „плот“. И вправду, на самой ее вершине лежит большой плот. Ему очень много лет, и он почти сгнил. Но то, что это плот, а не просто куча бревен — ни у кого нет сомнения. Когда-то в этих краях было очень сильное наводнение, нигде не осталось ни одного открытого клочка тундры, ни одного скального выступа. Почти все люди погибли, остались только те, кто забрался на плот. На нем же спаслись и все ныне живущие в тайге и тундре птицы и звери. Так что Великий Потоп был и в этих краях, а плот стал для аборигенов настоящим Ноевым Ковчегом…

Оставляю под лиственницей небольшой букет из веточек карликовой березки, кедрового стланика и пушицы. Нужно будет попросить Риту заглянуть сюда летом и положить букет живых цветов.

Говорю до свидания сопке, на которой сожгли Прокопия и Коку; наледи, которая хранила их тела; лиственничным веточкам, на которых они спали. Затем мысленно прощаюсь с Прокопием и Кокой.

Прощаюсь и прошу у Коки прощения. Мне перед ним стыдно. Однажды командир, прилетевшего к нам вертолета, предложил пастухам купить у него очень сильный бинокль. Коке бинокль понравился, но у него не было денег. У меня были, но я не дал. Пожалел! У Коки в бухгалтерии одни долги, а он транжирит деньги направо и налево. Недавно он передал по рации доверенность на получение какой-то девицей восьмиста рублей из его зарплаты.

— Ты ее хоть хорошо знаешь? — спросил я Коку. Тот удивленно посмотрел на меня:

— Конечно, знаю. Учились вместе. Она, кажется, в восьмом, а я в шестом. Высокая такая.

— А она отдаст?

Кока удивился еще больше:

— Зачем отдавать? Я же просто так ей даю…

От наледи направляюсь в ярангу бабушки Хутык. Вчера она похвалила меня за то, что вел себя „в гостях“ у Прокопия и K°ки „нормально“, и сказала, что женщины с первой бригады полюбили меня. Они хотят, чтобы я тоже у них пожил. Я расчувствовался и рассказал бабушке Хутык все о Тышкевиче. Сделал это, скорее всего потому, что давно нужно было перед кем-то выговориться, а к ней я испытываю большое доверие. Бабушка Хутык не проявила к случившемуся особого отношения. Она повела себя так, если бы я пришел к ней жаловаться на болячку, которую не знаю, как лечить. Она и взялась ее лечить. Откуда же эта болячка взялась — ее вообще не волнует.

Оказывается, самая большая беда в том, что я до сих пор не отпустил „этого человека“ на небо. Ему сейчас очень плохо, поэтому нехорошо и мне. Прежде всего, нужно возвратиться к ловушке, набросать на нее много дров и сжечь, чтобы не осталось ни одной косточки. Она даст мне немного мозга из головы жертвенного оленя, который я должен положить под кострище. Прежде всего, нужно хорошо закормить место. Кроме того, мне нельзя ничего у „этого человека“ видеть. Поэтому лучше всего таскать, дрова на кострище ночью и, когда кладешь, смотреть в сторону. А вот поджигать можно только после того, как взойдет солнце. Потому что, если душа не будет видеть, куда ей лететь, может заблудиться и не попасть на небо. Три дня после того, как сожгу „этого человека“, у него в доме не должно висеть ни одной вещи.