Читать «Колымская повесть» онлайн - страница 203

Радиозонд попался мне в тундре, когда я пас оленей. Где-то неподалеку расположена метеостанция, запускающая в небо эти радиозонды. Они, отработав положенное, падают на наше пастбище. Первый радиозонд я показал деду Хэччо. Он внимательно исследовал переплетенье разноцветных проводов, лампы, приборы, затем вытащил из деревянных ножен тяжелый пареньский нож и без лишних слов переколотил все лампы. Затем ковырнул ногтем их содержимое и зашвырнул изувеченный радиозонд в кусты. После брезгливо вытер пальцы о штанину и произнес:

— Очень неважный проволока. Совсем хавно. Не умеют хорошую проволоку делать.

Поэтому второй, зонд я деду Хэччо не показал и несу детям на игрушки. В тундру привозят на продажу ковры, магнитофоны, дубленки из монгольских овец и даже стиральные машины, а вот захватить детям игрушек, не догадываются. А как расти девочкам без мячей, скакалок и кукол; мальчишкам — без всяких машинок, самолетиков и пластмассовых индейцев? Однажды я принялся мастерить куклу из тополевой чурки, но бабушка Хутык не разрешила, и сунула заготовку в костер.

В яранге Нади и Моники как всегда колготно. У них большая радость — сын Моники Димка начал самостоятельно ходить. Сначала переступал ножками, придерживаясь за собаку, а та вырвалась и убежала. Он следом за нею и затопал.

Хозяйки усаживают меня за столик, кормят „кашей“ и костным мозгом. Я уже привык к их детям, дети ко мне. Не дичатся, как в первые дни. Карабкаются на колени, трутся сопливыми мордашками об одежду, что-то рассказывают. Здорово это у них? Как ни стараюсь, а больше двух десятков слов по-эвенски или корякски усвоить не могу. Здесь же четырехлетняя Наташка, что по-эвенски, что по- корякски, что по-русски — без запинки!..

Деда Хэччо нет дома, но нужно заглянуть и к нему. На самом видном месте в его палатке висит медаль Всемирного Совета мира. Дед Хэччо сдал двенадцать личных оленей и все вырученные деньги передал Фонду Мира. За это ему прямо в стойбище привезли медаль.

У деда большое горе. В прошлом году сын Гришка подрался в поселке с приехавшими на заработки бичами и двух сильно порезал ножом. Теперь он сидит в зоне на Талой. Дед Хэччо просил меня отвезти эту медаль Гришкиному начальству, может его раньше выпустят. От медали я отказался, а вот свитер и меховые рукавицы попытаюсь передать. Все уже упаковано в пошитую из оленьей кожи сумку-мунгурку вместе с несколькими пачками индийского чая и сигарет „Стюардесса“…

Теперь иду к Рите и по дороге заворачиваю к Николаю Второму. Он уже подготовился к дороге — подтянул сыромятные ремешки, которыми крепятся нарты, заменил в погонялке прут, теперь обучает прягового оленя. Олень очень крупный, но молодой и пугливый. Пастух привязал его ремнем к тонкой лиственничке. Олень, взрывая копытами мох, гнет деревце до самой земли, а Николай Второй ходит за ним, что-то ласково ему приговаривает и пытается погладить.

Я пожал Николаю Второму руку и пошутил — если бы он вот так же ласково разговаривал с женой и нежно гладил, она с радостью варила бы ему обед по три раза на день. Николай Второй согласно закивал головой, улыбнулся, затем еще раз пожал мне руку и снова занялся оленем.