Читать «Метелица» онлайн - страница 224

Новогодний концерт удался на славу. Пьеска понравилась заводчанам скорее не действием, а тем, что вот Демид Рыков, шофер поселковый, — и помещик, с бакенбардами, с тросточкой, а Маруся, завмаг Маруся, — помещица! «Ах, как я зол! Как я зол!» — гремел Демид на весь клуб, остервенело скрипя зубами и тараща глаза. Демид-помещик злился, а зрители смеялись. Особенно вдохновенно он изобразил финальную сцену, зная наперед, что тут зрители возьмутся за животы: «Двенадцать женщин бросил я, девять бросили меня…» Это к Демиду подходило, сам Челышев хохотал.

Ползимы у них с Ксюшей не случалось никаких размолвок, жили душа в душу, миловались, как молодожены. Демид старался пить поменьше, зная, что, потеряв контроль над собой, может натворить глупостей. Но эта постоянная сдержанность, напряженность, как за баранкой в гололед, начинали утомлять и нервировать. В конце концов, хозяин он в доме или примак, на котором воду возят? Почему стакан-другой может себе позволить, а от третьего должен отдергивать руку и врать собутыльникам о каких-то срочных делах? Тоже мне — Князь!..

Однажды не отдернул и выпил лишнее. Как добрался до дома и что было потом — не помнит, только назавтра пришлось просить прощения. А в общем-то все обошлось благополучно, Демид ждал худшего. После обычных упреков и расспросов Ксюша попросила:

— Не напивайся так — страшным становишься. Боюсь я.

— Знаю, буйный, — сказал он виновато и отметил про себя: «Хоть пьяного боишься — и то дело. Хозяина должны бояться, а то какой же он хозяин».

— Тарелки вот поколотил…

— Не помню. Убей — не помню. Верно, что-то сказала поперек. Ты вот что, Ксюш, когда я в подпитии, не перечь, потом скажешь. Не знаю, отчего это у меня, но стоит чуть перебрать, появляется желание крушить все подряд, ломать. Потом каюсь, а удержаться не могу.

Это было полуправдой, Демид лукавил. Сдержаться он не мог в редких случаях, когда его доводили, что называется, до белого каления, в остальном же отчетливо осознавал происходящее. Другое дело, что сдерживать себя не очень-то хотелось. Да и какого черта? Перед кем осторожничать? Обматерил кого-то, в зубы съездил — так не перечь, не доводи до злости. Сами же и виноваты.

— Тарелки будут новые, — заметила Ксюша. — Не поломал бы семью, Демид.

— Семью… — прогудел он с деланной обидой. — Живешь как чужой и не поймешь, то ли гость, то ли хозяин в доме. Вон и сынок твой до сих пор не признает.

— Как это не признает? Привязался он к тебе, неужто не видишь?

— Чего же папкой не назовет?

Ксюша потупилась, щеки ее пошли красными пятнами.

— Трудно ему, Савелия хорошо помнит…

— Подсказала бы — назвал, — уже не оправдывался, а напирал Демид.

— Говорила… Потерпи, не все сразу. Дай привыкнуть.

— Терпеть я привык, — вздохнул он вполне натурально, дескать, и тебе надо в чем-то потерпеть, не одному мне.