Читать «Военный переворот (книга стихов)» онлайн - страница 22

Как прижаться к почве, страшась обстрела,

Как ласкать и гладить чужое тело...

Я забыл, как радоваться. Забыл.

Для чего гостил ты, посланник света,

в тех краях, где грех вспоминать про это,

где всего-то радости - шоколад,

где царит норильский железный холод,

где один и тот же вселенский молот

То дробит стекло, то плющит булат?

НОВЫЕ СТИХИ

* * *

Жизнь выше литературы, хотя скучнее стократ.

Все наши фиоритуры не стоят наших затрат.

Умение строить куры,

искусство уличных драк

все выше литературы. Я правда думаю так.

Покупка вина, картошки,

авоська, рубли, безмен

важнее спящих в обложке банальностей

и подмен.

Уменье свободно плавать в пахучей густой возне

важней уменья плавить слова на бледном огне.

Жизнь выше любой удачи в познании ремесла,

Поскольку она богаче названия и числа.

Жизнь выше паскудной страсти её загонять

в строку,

Как целое больше части, кипящей в своем соку.

Искусство - род сухофрукта,

ужатый вес и объем,

Потребной только тому, кто

не видел фрукта живьем.

Страдальцу, увы, не внове

забвенья искать в труде,

но что до бессмертия в слове

бессмертия нет нигде.

И ежели в нашей братье найдется один из ста,

Который пошлет проклятье войне пера и листа,

И выскочит вон из круга

в разомкнутый мир живой

Его обниму, как друга, к плечу припав головой.

Скорее туда, товарищ, где сплавлены рай и ад

в огне веселых пожарищ, - а я побреду назад,

Где светит тепло и нежаще

убогий настольный свет

Единственное прибежище для всех,

кому жизни нет.

* * *

Мне страшно жить и страшно умереть.

И там, и здесь отпугивает бездна.

Однако эта утварь, эта снедь

Душе моей по-прежнему любезна.

Любезен вид на свалку из окон

И разговор, где все насквозь знакомо,

затем, что жизнь сама себе закон,

А в смерти нет и этого закона.

Еще надежда теплится в дому

И к телу льнет последняя рубашка.

Молись за тех, Офелия, кому

не страшно жить и умирать не тяжко.

* * *

Когда бороться с собой

устал покинутый Гумилев,

Поехал в Африку он

и стал охотиться там на львов.

За гордость женщины, чей каблук

топтал берега Невы,

за холод встреч и позор разлук

расплачиваются львы.

Воображаю: саванна, зной,

песок скрипит на зубах...

поэт, оставленный женой,

прицеливается. Бабах.

Резкий толчок, мгновенная боль...

Пули не пожалев,

Он ищет крайнего. Эту роль

играет случайный лев.

Любовь не девается никуда,

а только меняет знак,

Делаясь суммой гнева, стыда,

и мысли, что ты слизняк.

Любовь, которой не повезло,

ставит мир на попа,

Развоплощаясь в слепое зло

(так как любовь слепа).

Я полагаю, что нас любя,

как пасечник любит пчел,

Бог недостаточной для себя

нашу взаимность счел

Отсюда войны, битье под дых,

склока, резня и дым:

Беда лишь в том, что любит одних,

а палит по другим.

А мне что делать, любовь моя?

Ты была такова,

Но вблизи моего жилья

нет и чучела льва.

А поскольку забыть свой стыд

я ещё не готов,

Я, Господь меня да простит,

буду стрелять котов.

Любовь моя, пожалей котов!

Виновны ли в том коты,

Что мне, последнему из шутов,

необходима ты?

И, чтобы миру не нанести

слишком большой урон,

Я, Создатель меня прости,

буду стрелять ворон.

Любовь моя, пожалей ворон!

Ведь эта птица умна,

А что я оплеван со всех сторон,