Читать «Содержательное единство 2001-2006» онлайн - страница 260

Но я ведь не об актере говорю. Актер здесь так, пример… Очередная метафора. Я о человеке говорю и об обществе. Собраться надо. А выход на "собирающее в себе", на эту самую точку сборки, невероятным образом затруднен. В этом и состоит суть нынешней российской метафизической Травмы. В этом – профессионализм тех мерзавцев, которые эту Травму организовывали и усугубляют. Маркс говорил об отчуждении в том, что касалось средств производства. Он на этом не останавливался. Он понимал, что отчуждение от средств производства в качестве средств обеспечения деятельности вообще означает нечто гораздо большее, нежели просто эксплуатацию (примитивное извлечение из этого отчуждения прибыли и сверхприбыли). То есть, в конечном счете, речь идет об отчуждении человека от себя самого, своей сути (неизбежно имеющей символическую природу).

Но марксистский оптимизм базировался на том, что природа капитализма не позволяет замкнуть это отчуждение, сделав его тотальным. Частичный работник все же остается человеком. То есть не становится "антропочастичностью".

Ленин уже был менее оптимистичен (если внимательно читать "Империализм как высшую стадию развития капитализма"). Каутский был еще менее оптимистичен (ультраимпериализм, ультрамоноимпериализм и т.п.). Фрейдо-марксизм, Эрих Фромм с его "бегством от свободы" и Герберт Маркузе с его "одномерным человеком" (одномерный – значит антропочастичный) довели пессимизм до признания возможности отчуждения от человека всего человеческого. Именно всего – целиком и полностью. Что дальше? Постмодернизм, исследование возможностей так называемого шизокапитализма… По сути – исследование возможностей разрывания связей между смыслом и мотивацией, мотивацией и всеми видами ее "энергообеспечения".

В этой ситуации невозможен выход ни на какую точку сборки. Человек может забавляться с любыми символами. Но это будет именно забава, "игра в бисер". Человек будет забавляться мертвыми символами. Смерть смыслов – это и есть смерть символов. Символы оказываются экспонатами, чучелами в музее. Человек может забавляться в том числе и религиозными символами. Главное – он должен забавляться. Он должен потерять серьезность.

Потеря серьезности – очень важная черта постмодернистской "плюралистической диктатуры". Ибо, в каком-то смысле, серьезность является синонимом революции. И в той же мере революция является синонимом истории и судьбы. "Революция как любовь! Горе тому, кто этого не понимает!" (Ромен Роллан). Блок писал о музыке революции. В каком-то смысле любая музыка революционна, по крайней мере, любая серьезная музыка. Недаром героя "Волшебной горы" сразу предупреждают: "Бойтесь музыки, инженер!"

Подмена революции спецоперацией (а я уже не раз говорил о том, что в этом содержание так называемых "банановых" революций) основана все на той же ампутации серьезности. Именно спецслужбы, осуществляющие подобную подмену, они сами и их адепты (вольные или невольные), рассуждают о серьезности со знаком минус. Называют эту серьезность "звериной серьезностью". Мол, де, животные бывают серьезными, а отсутствие серьезности, веселье, праздник – это существенно человеческая специфика.