Читать «Александр Блок в воспоминаниях современников» онлайн - страница 6
Коллектив авторов
в пиджачный костюм или в сюртук, и лишь иногда
13
пышный черный бант вместо галстуха заявлял о его при
надлежности к художественному миру. В дальнейшем пе
рестал он и дома носить черную блузу; потом отрекся,
кажется, и от последней эстетической черты и вместо
слабо надушенных неведомыми духами папирос стал ку
рить папиросы обыкновенные.
Правда, внешнее изящество — в покрое платья, в
подборе мелочей туалета — сохранил он на всю жизнь.
Костюмы сидели на нем безукоризненно и шились, по-
видимому, первоклассным портным. Перчатки, шляпа «от
Вотье». Но, убежден, впечатление изящества усиливалось
во много крат неизменной и непостижимой аккурат
ностью, присущей А. А. Ремесло поэта не наложило на
него печати. Никогда — даже в последние трудные годы —
ни пылинки на свежевыутюженном костюме, ни складки
на пальто, вешаемом дома не иначе как на расправку.
Ботинки во всякое время начищены; белье безукоризнен
ной чистоты; лицо побрито, и невозможно его представить
иным (иным оно предстало после болезни, в гробу).
В последние годы, покорный стилю эпохи и физиче
ской необходимости, одевался Блок иначе. Видели его в
высоких сапогах, зимою в валенках, в белом свитере.
Но и тут выделялся он над толпой подчинившихся об
стоятельствам собратий. Обыкновенные сапоги казались
на стройных и крепких ногах ботфортами; белая вязаная
куртка рождала представление о снегах Скандинавии.
Возвращаюсь к вечеру на Лахтинской, к полумраку
рабочей комнаты, где, в просторной черной блузе, Блок
предстал мне стройным и прекрасным юношей итальян
ского Возрождения. Беседа велась на темы литературные
по преимуществу, если можно назвать беседой обмен
трепетных вопросов и замечаний с моей стороны и пре
рывистых, напряженно чувствуемых реплик А. А., иду
щих как бы из далекой глубины, не сразу находящих
себе словесное выражение. Неожиданным, поначалу,
показалось мне спокойное и вдумчивое отношение А. А.
к лицам и явлениям поэтического мира, выходившим да
леко за пределы родственных ему течений. Школа, кото
рой духовным средоточием был он, не имела в нем слепо
го поборника — мыслью он обнимал все живое в мире
творчества и суждения свои высказывал в форме необы
чайно мягкой, близкой к неуверенности. О себе самом,
невзирая на наводящие мои вопросы, почти не говорил,
но много и подробно расспрашивал обо мне и слушал мои
14
стихи; не проявляя условной любезности хозяина или ве
личавой снисходительности маэстро, ограничивался заме
чаниями относительно частностей или же просто и корот
ко, но чрезвычайно убежденно говорил, правдиво глядя в
глаза: «нравится» или «вот это не нравится». Так, на
сколько я заметил, поступал он в отношении всех.
Когда я уходил, за стеною кабинета, в смежной квар
тире, раздалось негромкое пение; на мой вопрос — не
тревожит ли его такое соседство, А. А., улыбаясь, отве
тил, что живут какие-то простые люди, и чей-то голос
поет по вечерам: «Десять любила, девять разлюбила, од
ного лишь забыть не могу» — и что это очень приятно.
Еще одна черта блоковского гения открылась мне, преж
де чем певец Прекрасной Дамы, Незнакомки и Мэри