Читать «Волшебная гора (Главы 1-5)» онлайн - страница 289

Томас Манн

- У меня? - наконец ответила голорукая пациентка на это обращенное к ней "ты". - Да, может быть и найдется. - И теперь в ее голосе и улыбке уже была частица того волнения, какое охватывает людей, когда после долгой немоты между ними наконец зазвучат первые слова, - лукавое волнение, затаившее в себе все, что было перед тем.

- Ты очень честолюбив... Ты очень... горяч, - насмешливо продолжала она чуть хриплым, приятно глуховатым голосом и с присущим ей особым экзотическим выговором, непривычно для уха произнося букву "р" и непривычно, слишком открыто букву "е", к тому же делая в слове "честолюбив" ударение на втором слоге, так что оно звучало уже совсем по-иностранному, - и принялась шарить в своей кожаной сумочке, заглянула в нее и вытащила из-под носового платка, который извлекла первым, серебряный карандаш, тонкий и хрупкий, изящную безделушку, мало пригодную для серьезной работы. Тот, первый, карандаш был гораздо удобнее и солиднее.

- Voila!* - сказала она, держа карандаш стоймя между большим пальцем и указательным и слегка поводя им перед его глазами.

______________

* - На! (франц.).

И так как она и давала ему карандаш и не давала, то он взял его, не беря, то есть протянул руку к карандашу, почти касаясь его, готовый схватить, и переводил взор своих обведенных свинцовою тенью глаз с карандаша на татарское лицо Клавдии. Его бескровные губы были раскрыты, он так и не сомкнул их; не двигая ими, он беззвучно проговорил:

- Вот видишь, я знал, что у тебя есть карандаш.

- Prenez garde, il est un peu fragile, - сказала она. - C'est a visser, tu sais*.

______________

* - Осторожно, он легко ломается, - сказала она. - Его, знаешь ли, надо вывинчивать. (Здесь и далее иноязычный текст - французский).

Их головы склонились над карандашом, и она принялась объяснять его несложную механику: если повернуть винтик, то выдвигался тонкий, как игла, вероятно жесткий и бледный, стерженек графита.

Они стояли близко, склонившись друг к другу. Так как на нем был вечерний костюм и крахмальный воротничок, он мог опираться о него подбородком.

- Любой, лишь бы твой, - сказал он, едва не касаясь ее лба своим и глядя вниз на карандаш, но не двигая губами.

- А ты еще и остришь... - заметила она с коротким смешком, затем выпрямилась и наконец отдала ему карандаш. (Впрочем, бог ведает как он мог острить, ведь было совершенно ясно, что вся кровь до последней капли отлила от его головы.) - Ну, а теперь иди, спеши, рисуй, нарисуй хорошо, порисуйся. - Пытаясь острить так же, как и он, она словно стремилась от него отделаться.

- Нет, вот ты еще не рисовала. Пойди порисуй, - сказал он, пропуская букву "п", и отступил, увлекая ее за собой.

- Я? - повторила она снова с изумлением, относившимся, видимо, не только к этому его требованию. С несколько растерянной улыбкой она еще постояла на месте, но потом, повинуясь магнетизирующему жесту, каким он пригласил ее к столу с пуншем, сделала несколько шагов.