Читать «Содержание» онлайн - страница 67

музыкой, она сделала это перед тем, как должен был исполняться

его Реквием. То есть она хотела помешать его исполнению. Я не

знаю, как можно назвать такой поступок. Я просто не нахожу

слов.

Вот, пока Локшин был жив, и эти слухи циркулировали только в

кулуарах. И в основном, сначала только музыканты [поверили

Прохоровой], потом это перешло в университетские круги, потом

за границу постепенно. И вот, когда у него были трудности с

исполнениями – я считаю, что просто он не умел ходить, не умел

просить. И вот, пока Баршай играл – всё исполнялось. И это то,

что он писал для камерного оркестра. А когда он писал для

большого оркестра – ведь это же просто невозможно понять,

невозможно это принять, есть сочинения, которые ни разу не

исполнялись. Есть сочинения, которые даже не опубликованы.

Значит, никто и не может их исполнить. А ведь у него каждое

сочинение – это шедевр. Это любой музыкант может сказать, тот,

кто умеет слушать. Да и после смерти Александра Лазаревича,

по-моему, Татьяна Борисовна – его вдова – обратилась к

Рождественскому (или сын, я не помню уж кто) и попросили

исполнить сочинение Локшина. И вдруг он отвечает: «Вы мне

сначала представьте справку из КГБ, что он там не работает». Вы

знаете, ну как можно на это реагировать? Я просто не знаю, как.

Значит, человек – очень хорошо исполнял его [Локшина] музыку,

и он «Киплинга» [т.е. 3-ю симфонию Локшина] исполнял в

Лондоне (кстати, Александра Лазаревича туда не выпустили на

премьеру). Он потом и Четвёртую симфонию играл, ещё играл и

очень хорошо играл. И вдруг вот такая ещё пощёчина.

Понимаете, то, что госпожа Прохорова пишет в статье – это

настолько всё придумано и лживо…

Что я вам могу еще сказать насчет Вольпина?

Вот моя знакомая – она журналистка. Она сочинения Вольпина

читала в рукописях, даже ещё в 60-х годах. Они всё время

циркулировали. И поскольку она журналистка – она иногда была

в профкоме литераторов. И вот она говорит, каждый раз, когда

туда приходил Вольпин – литераторы разбегались. Потому что

они боялись с ним разговаривать, потому что он всегда открыто

все вещи называл своими именами, и все боялись быть

соучастниками. И поэтому известно было – вот он пришёл, и все

куда-то исчезали. Видимо, Александр Лазаревич имел несчастье

познакомиться и с Верой, и с Вольпиным в то время, когда за

ними следили. Кстати, у Веры Прохоровой вся её родня – они же

все были арестованы. Осталась она одна. И ясно, что за ней

могли следить. И за ним [Вольпиным], когда он говорил везде всё

вслух. И вот он [Локшин] – это такое несчастье вот с ним

случилось, что он с ними познакомился. А на них не надо было

доносить, они сами на себя доносили.

…Понимаете, конечно, она [Прохорова] уже старый человек и

вроде бы нельзя так её судить, но нужно же судить, если человек

совершает преступление. Я считаю, что это преступление,

потому что она закрыла доступ к музыке Локшина. Люди не

слушают. Это преступление. И эта племянница Верочка – она

была чья-то внучка, чья-то дочка – наконец превратилась в

самостоятельную фигуру, в зловещую фигуру в истории музыки.