Читать «Песни былого. Из еврейской народной поэзии» онлайн - страница 54

Он прошептал: «Danke. Wer bist du?»

Я ответил: «Ich bin ein Jude».

Он помолчал немного и сказал: «Ich bin Mensch, du bist Mensch»^[7].

На этом мы расстались и, конечно, больше никогда не видели друг друга. Я пишу это не для того, чтобы похвалиться, какой я хороший, а чтобы лишний раз повторить то, что меня утешает и придает силы: даже фашистский тоталитаризм превращает в нелюдей не всех тех, на кого распространяется его власть, и даже в крайних обстоятельствах человек остается человеком. В конце концов, я не сделал ничего особенного, между тем как немецкий солдат проявил героизм: он в присутствии двух свидетелей сказал то, что по меркам гитлеровских времен было крамолой, а потому преступлением. До конца войны оставалось два с лишним года, и этот солдат не мог предвидеть ее исхода.

Как я уже говорил, через год после Сталинграда я был ранен. После скитаний по многим госпиталям возвратился домой, в Москву, окончил Литературный институт и всю жизнь занимался только тем, что переводил стихи, будучи уверен, что перевод произведений литературы, особенно народного творчества, — это одно из тех дел, которые рождают добрые чувства, помогают людям разных языков и культур понять, а значит, и полюбить друг друга.

Конечно, ни одно литературное произведение не предотвратило войны. Даже великие писатели в критических ситуациях не могли изменить хода событий. Войны были и при Гёте, и при Льве Толстом. Перед второй мировой войной тоже раздавались голоса, учившие добру и любви. Они не уберегли мир от войны, но, может быть, их заслуга в том, что я перевязал раненого солдата, а он сказал мне: «Ich bin Mensch, du bist Mensch».

Так я думаю и говорю сейчас, а в то время, когда заканчивалась Сталинградская битва, уже в течение нескольких лет осуществлялась нацистская идея об уничтожении покоренных народов, так называемых низших рас, и в том числе об «окончательном решении еврейского вопроса». Большая часть Европы была оккупирована. На полную мощность работали газовни и крематории, а миллионы людей, загнанные в лагеря и гетто, ждали своей очереди.

И тут мне хочется повторить: даже в самых нечеловеческих условиях люди остаются людьми. А человек не может жить без поэзии. Даже более того: возможно, когда люди оказываются в крайних обстоятельствах, песня им нужнее, чем когда-либо. И песни эти должны быть о их сегодняшней жизни, о нынешних горестях и бедах…