Читать «Песни былого. Из еврейской народной поэзии» онлайн - страница 53

Автор неизвестен

Тот за дрожками,

Утирая пот, шагает

Ножками.

* * *

Иной еврей хорош

Тем, что за все берется.

Получше позовешь —

И кормилицы наймется.

* * *

Свинину есть еврею не пристало.

Но, если ест, так пусть уж до отвала.

* * *

Ты с ярмарки идешь с удачей,

Как не хлебнуть в корчме вина?

Ты с ярмарки уходишь плача,

Как не напиться допьяна?

* * *

Кошка, если бы неслась,

Тоже курицей звалась.

* * *

Лучше то, что нам не мило,

Лишь бы все не так, как было.

* * *

Те деньги, что зимою

Уходят на дровишки,

В жару идут порою

На глупые делишки.

* * *

Не износит человек

Дорогих своих сапог,

Только если он вовек

Не выйдет за порог.

* * *

И так селедка солона,

Не надо соли к ней нимало,

И шкварка без того жирна,

К ней добавлять не надо сала.

* * *

Если вешаться решишься вдруг,

Так уж выбери повыше сук.

* * *

Не по чести слава иногда

Хуже и бесчестья и стыда.

* * *

Купить возможно все, что ни на есть.

Но разве можно ум купить и честь?

* * *

Должны ль мы, люди, почитать козла

За то, что борода его бела?

* * *

Сколько бы покупщиков

Вещь ни торговали,

Лишь один купить готов,

Да и то едва ли.

* * *

У кого с общиной целой

Распри и вражда,

Не выигрывает дела

Никогда.

* * *

Яблоки, что лучше всех на ветках.

Достаются свиньям, и нередко.

* * *

Кажется, что у других людей

И еда жирней, и дом теплей.

* * *

Мед для мыши горек неспроста —

Горек потому, что мышь сыта.

* * *

Когда б не сотворил красавиц бог.

И дьявол искусить бы нас не мог.

* * *

Едва хозяин и мясник уйдут.

Собака у колоды тут как тут.

* * *

Дорогой зачем нам мед,

Если сахар в чай идет?

* * *

Когда больших овец стрижешь.

Ягнят охватывает дрожь.

* * *

Забрасывать туда

Бадейку не умно,

Где не течет вода

Уже давным-давно.

ПОСЛЕСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Война началась для меня с первого ее дня. Я был сержантом артиллерии и большую часть из тех двух с половиной лет, которые провоевал, находился на наблюдательных пунктах, готовил данные, чтобы батареи, расположенные в трех — пяти километрах позади нас, вели огонь.

Я не видел лиц людей, в которых стрелял. Я видел противника в лицо, только когда кто-либо из немецких солдат попадал в плен. В положении пленных эти растерянные люди, в первую очередь, были людьми, попавшими в беду. Это были не гитлеры, не гиммлеры,

В начале войны пленных я не видел. Но потом, особенно в Сталинграде, их было множество. Они брели без конвоя, по сталинградским снегам, замерзшие, понурые, обуреваемые страхом, потому что их пропаганда изображала нас варварами. И все-таки в глазах некоторых из них, мне казалось, я видел облегчение. Что бы гам ни было, но для них война кончилась.

Я помню одного солдата в какой-то из последних дней Сталинградской битвы. Он внешне совершенно не отвечал представлениям об арийской расе. Он был, как и я сам, невысок ростом, темноволос и, видимо, как и я, не был рожден для того, чтобы стать солдатом. Он был ранен в бок, ему помогали идти два его товарища. Они остановились передохнуть, и раненый сел в сугроб. Лицо его было прекрасным, может быть, потому, что уже было отмечено «потусторонним светом». Надо сказать, что ровно через год я тоже был ранен в живот и тоже те часы, когда смерть была так близка от меня, были единственными часами моей жизни, когда я был красив. Итак, я подошел к своему поверженному врагу, перевязал его индивидуальным пакетом. Раненый посмотрел на меня благодарно, взглядом, озаренным страданием.