Читать «Как звали лошадь Вронского?» онлайн - страница 24

Керн, которую с Божьей помощью я на днях…”? Приятелю можно сообщить и не такое, и между этими филигранами три года, но они – об одной женщине!

Евка ничего этого не знала. Пришлось объяснять, что Пушкин сначала посвятил Анне Керн известные стихи, потом переспал с ней и сделал этот факт достоянием друзей.

– Насколько Толстой был сдержанней, совестливей! – добавил Павлинов.

– Хотя в молодости был кобель знатный. Однако Карениной недрогнувшей рукой придал внешние черты дочери Пушкина.

В этот момент в комнату кто-то вошел: понял это по тому, как заерзала Евка. Натянула на колени совсем некороткую юбку, поправила кофту, меднопроволочные волосы. Подошел молодой, особенно по сравнению с ней, парень. Был круглолиц, пухлогуб. Хороши были длинные темные ресницы. Не ресницы – поволока. Евка представила его

Вовчиком. Затенил веками ярко-синие глаза, сел рядом, по другую от

Евки сторону. В это время кто-то попросил даму в сером высказаться по поводу имевшего быть торжества. “Пепельная” подняла бокал, сказала, не вставая:

– Я, правда, не очень в курсе, как и почему олицетворяю цифру сто тринадцать. – Возник и исчах робкий смех. – Не знаю даже, какое место занимает она в истории русской литературы. – Смеялись уже громче. – Но, насколько я секу поэтическую натуру хозяина, – взгляд-подарок долговязому Артуру Слепнину, – тут заключена метафора, некая синекдоха, – разделила по слогам. Навстречу неслось уже откровенное ржание. – А может, это поэтический образ, полет фантазии, которыми славится наш местный Орфей? – Хохот почти мешал говорить. – Может, я воплощаю некий кабалистический знак? Если это так и он вдохновит моего певца на новые творения, я готова быть для него кем он хочет и когда он захочет.

Гости лезли целоваться с Артуром, пепельной женщиной. “Она, конечно, ни сном, ни духом”, – качал головой сообразительный Павлинов. Евка хохотала вместе со всеми. Сказала, что оба они артисты местного

Народного театра при Киноконцертном. В девяносто шестом агитировали за Ельцина. Им разрешили приватизировать местные подмостки. Артур, кроме того, кажется, пишет стихи, так что люди они не бедные.

Павлинов пробормотал что-то насчет имевшего быть свинства, отодвинулся от Евки. Вгляделся в пепельную: не первой молодости, благообразное лицо. Крупные губы, прищуренные глаза. Наверное, близорука, а очки носить не хочет. Поправил свои окуляры.

– Кого привела-а? – ворчал Вовчик. – Мало нам здесь зеркальных отражений? Из него же песок сыплется!

Евка не соглашалась. Говорила, что Костя Павлинов – особый для нее человек, любому из присутствующих даст двадцать очков вперед.

– Еще когда-а подарил свой портрет в образе рыцаря! Был в шлеме, кольчуге, почему-то, правда, рыжебород. Мы с мамой так и не поняли.

Долго смеялись.

– Когда это было! – бубнил Вовчик. – Поди, еще до войны? А ты все помнишь.

Подумала, что хахали, как и мужья, – собственники и приживалы.

Сказала, что никогда не обещала быть только с ним, особенно сегодня.

Вспомнила, как лет десять назад робко пришел к ней, сказал, что принят в Горьковский университет, будет, как и она, историком. Жила тогда на Самстрое. Муж был рабочим Автозавода, тоже ее учеником. Но жизнь не заладилась: пил, иногда бил ее. Не знала, что делать. Увела тогда Вовчика на берег Оки. Целовала, но больше ничего не позволила.