Читать «Как звали лошадь Вронского?» онлайн - страница 26
Юрий Графский
Артур Слепнин снисходительно кивнул. Она поднялась, оставив гитару на тахте. Платье струилось по телу, словно под ним не было ничего.
Артур сменил музыку: стала медленной, паточно тягучей. Павлинов принял женщину, как амфору, повел вдоль лезвийно выструненной, истонченной гавайской гитарой мелодии. Артур Слепнин, словно только того и ждал, потянул с тахты подружку приятеля, полупохабно надвинулся на нее.
Женщина была забыто хороша: податливо, струнно вибрировало ее обточенное тело. Она, конечно, без рубашки, думал Павлинов.
Представил, как можно распустить молнию на спине, вдвинуть руку – через ладонь ее тепло перетекло бы в него. Но – слишком много народа. “Давай лучше о чем-нибудь другом”, – посоветовал себе.
– Знаете ли вы, – начал умный разговор с дамой, – на чьи слова песню исполняли?
Популярно объяснила, что слова народные.
– Тогда, может, вспомните, как звали лошадь Вронского?
– Вронского? Какого Вронского? – репенила пепельная. – Не знаю никакого Вронского. Фамилия нашего режиссера Вороновский.
До боли сжимал челюсти. Выцедил из себя, определив эту особь и ту, которую мысленно поставил рядом: “Расположилась тварь тупая между гиббоном и тупайей”. Если честно, забыл, как это делалось раньше, когда у него еще были волосы и все получалось автоматом.
– Хотите стихи о вас? Прямо тут, не отходя от кассы. – Едва шевелил губами: – Дней ли начало, судьбы ли венец – все мне увидеть вмиг довелось: пепел сгоревших мужских сердец, ставший пеплом ваших волос.
Она даже не улыбнулась. Приникла к нему, близко посмотрела в глаза:
– Развлекаете меня, как какую-нибудь ученую воблядь. А я простая русская баба. Хотите поцелую? Снимите очки.
Оставил ее. Сидел с Евкой в темном углу. Молодежь опустошала бар, тряслась в немыслимых судорогах. У них шел тихий разговор.
– Если бы ты только знал, Павлинов, как я хотела за тебя замуж!
Ждала, думала, что приедешь или позовешь, а ты молчал.
Хотел выдать бессмертный афоризм про детство, с которым не спят, но то, что казалось клёком в одиночных ночных бдениях, звучало неубедительно глаза в глаза.
– Я вдруг понял, – шептал о своем, – что не нужен им, ни одной.
Случись что, переступят, пойдут своей дорогой. (“Как и я”, – убеждал себя. Знал, что неправда: что-то впусте, испуганно сжималось внутри.)
– Так, как с тобой, у меня не было ни с кем. Никогда!
– Я как-то спросил: “Тебе будет легче, если я исчезну из твоей жизни?”
– И что она? – впиявилась Евка взглядом нижегородской купчихи.
– Промолчала. (Пауза.) А ты бы ответила? Если бы твой муж спросил.
(Молчала.) Я бы тоже ничего не сказал.
– Бедненький мой! – Рука коснулась затылка, скользнула вдоль его спины. – Если хочешь, можешь не уезжать из нашего дома.
Мотал головой. Хотел спросить: куда девать тридцать лет совместной жизни? Дом, к которому привык, книги, без которых не мыслил своего существования? Сказал только: