Читать «Живите вечно.Повести, рассказы, очерки, стихи писателей Кубани к 50-летию Победы в Великой Отечественной войне» онлайн - страница 22
Леонид Михайлович Пасенюк
Где мы прошли, на все века пропах.
… Прошло больше сорока семи лет, как закончилась война. Однополчане — батарейцы, поседевшие, постаревшие, всего пятеро приехали в Петрыкино, откуда они отсчитывали свои фронтовые дороги.
Пришли на запущенное деревенское кладбище, спугнули стаю ворон на деревьях, выразивших громким карканьем недовольство тем, что мы их потревожили над вечным покоем.
Нашли могилу комбата, привели ее в порядок. Обнажили головы, положили цветы. Помолчали. Разлили из трофейной фляги водку во фронтовые кружки, одну из которых поставили на могилу, выпили на помин души. Потом вспомнили ту холодную зиму…
Рядом у изгороди едва заметно угадывался плоский могильный холмик Кати, заросший травой. Старшины среди нас не было, и никто, кроме меня, не знал, чья это могила. Я попросил плеснуть мне в кружку еще фронтовую норму. Отпил глоток, а оставшееся поставил в кружке на могилу Кати. Все допытывались, что за таинство храню я, и мне пришлось пообещать рассказать по дороге, когда будем возвращаться.
С кладбища шли по единственной улице доживающей свой век деревушки. Впереди я заметил сидевшую на бревне у своей хаты бабку, опиравшуюся на палку. Я приотстал, а мои друзья — однополчане пошли к дому бригадира, где поджидала автомашина райвоенкомата, доставившая нас в деревню из райцентра Долгопрудово.
Я присел около бабки. Разговорились…
— Чей же ты будешь? — спросила она меня, заглядывая в лицо. — И никак енерал?.. — рассматривая лампасы.
Я отвечал, что приезжий, воевал в этих местах, приехали побывать на могиле нашего командира, погибшего зимою сорок первого.
— А — а… — протянула бабка, — и моя туды дорога.
Я попытался рассеять ее мрачные мысли, расспрашивал о Кате, ее Дочери Варе и матери — сверстнице бабки, их доме.
— Вона их дом, — показала она палкой… — Пустой. Совы в нем кричат. Окна забиты, бригадир в нево свой уголь свалил. Катькина мать, царство ей небесное, умерла. Она нянчила Варьку, ходила ей за молоком с кружкой в соседнюю деревню. Потом Варьку забрала тетка к себе, в поселок Шахты. Там она и выросла. Не узнать…
— Что же могила Екатерины так запущена?
— Никого из родни в деревне не осталось, кто же будет ходить… А ты сродственник, али так? — посмотрела на меня сощуренными глазами бабка.
Пришлось объяснить, что однажды зимою, в войну, в лютую стужу грелся в ее доме.
— А что же ее дочь, Варя, бывает в деревне?
— Намедни слух прошел, что приехала со своим… К тетке.
— На кладбище, видимо, ей некогда заглянуть?
— Може, и так. Городские они все такие.
Я, кажется, обо всем расспросил, поднялся, рассматривая хату Кати, покосившуюся, ушедшую в землю. Ее ни за что было не узнать.
— Аккурат она, Варька, — приложив ладонь поверх глаз от солнца, — легкая на помине, со своим, — сказала бабка.
— Не ошибаетесь? — хотелось мне удостовериться, так как я увидел женщину средних лет, в легком голубом платье с крылышками, шевелившимися на плечах от легкого трепетного ветерка.
Она шла легко по мягкому курчавому спорышу, которым заросла деревенская улица, как по лестнице, перебирая ступеньки. Я присмотрелся. На ней были светлые туфли на высоком каблуке, что меня