Читать «Журнал Наш Современник №4 (2001)» онлайн - страница 70

Вот бы сейчас поговорить с ним...… Или хотя бы с его начальником.

Наконец дозвонился до Т., правда, не сразу.

Он подошел и не сразу узнал, голос его тоже мне не показался знакомым, как-то даже надтреснуто звучал.

Когда я назвал свою фамилию, он сразу узнал меня и сказал, что он мне не раз звонил и не мог дозвониться.

— Как бы нам встретиться? — спросил я.

Он охотно согласился, встречу назначили через день.

Надо бы выяснить все вопросы, надо бы записать для памяти, но я привык делать все по вдохновению, так у меня лучше получается. Как-то полагаюсь на волю Божию. А что забылось — забылось.

Спросил я его, от чего умер Владимир Сергеевич.

— От сердца. Видимо, повлияла на него смерть жены. Он очень ее любил и страшно переживал смерть. Это был хороший человек, — закончил Т.

— Да, я тоже Владимира Сергеевича уважаю, постоянно молюсь о его упокоении. А когда он умер?

— Летом.

Чекисты — это исчадье ада, — такое было создано мнение. Но вот сейчас мы не знаем, лучше ли стало без них, или хуже.

В лагерях советских паек был скудный, но его всегда выдавали, теперь же зарплату-паек месяцами, годами не выплачивают.

Но все равно мы как-то к коммунистам доброй стороной повернуться не можем, как-то не верится, что они могут быть другими. Ответ прост: не веровали они, горемычные, в Бога… Но ведь те, кто обвиняет меня сегодня за хорошее отношение к коммунистам, сами бывшие коммунисты, я же коммунистом никогда не был.

Они не нюхали страданий, которые мы испытали.

* * *

Уже в перестроечное время Владимир Сергеевич, возвращая мои рукописи, заботливо говорил сопровождающим меня:

— Берегите этого человека…...

Часто мы выбираем себе друзей, а они в критический момент отворачиваются от нас. А вот чекисты вели себя по отношению ко мне, как друзья. Могли бы просто использовать и выбросить, а они заботились...…

Я предвижу, как возмутятся некоторые, читая эти строки, патетически воскликнут: что сталось со мной? Ведь меня постоянно гнали, преследовали, а я так любовно говорю о них. “Не знаю”, — говорю им я.

Мне очень жаль моего следователя.

Судить легко, но все вскроется только на Страшном суде. А что если именно такой Владимир Сергеевич предъявит нам наши грехи? Шучу, конечно, но ведь сказано: “Не судите да не судимы будете”.

Господи, прости меня, грешного, и не осуди моего следователя. Я все большей и большей жалостью проникаюсь к нему. И тут же сравниваю: кто несчастнее: русский или еврейский народ? Думаю, что еврейский.

Мы несчастны, но надеемся на Бога, они несчастны — надеются на своего бога Маммону, на этот прах земной.

* * *

Коммунизм возник на почве того, что в мире творится неправда, земные блага распределены неправильно, если хотите, возник даже на почве жалости к бедным и обиженным. Это — правда коммунизма. Но, к сожалению, правда земная.

Потерпел он поражение потому, что правда была без Бога. Сейчас коммунисты задумываются и хотя робко, но начинают приближаться к Богу.

Демократия — это антикоммунизм: мол, коммунисты ущемляли права, и поэтому они виновны. Это фарисейство — такая ненависть.