Читать «Проклятая песня» онлайн - страница 2

Абдельхамид Бенхедуга

Абдуррахим взял книгу на маленьком столике, стоявшем около него, книга лежала там уже несколько дней, — полистал ее, произнес задумчиво:

««Анна Каренина»… Тоже женское имя… Всюду женщины-в книгах, в жизни… Чтобы написать рассказ, нужна женщина, да и в жизни женщина необходима…»

Неожиданно его размышления о собственной судьбе бьет и прерваны, пальцы его перестали теребить книгу — он увидел, как из-за стены, отделяющей его двор от соседнего, показались женские руки с цветочным горшком и аккуратно поставили его на стену. Потом руки исчезли, а маленький горшочек с цветами так и остался стоять на стене, словно улыбаясь и приветствуя его! Абдуррахим бьет очень удивлен. Спустя несколько мгновений эти нежные руки появились с новым горшком, поставили его рядом с первым и снова скрылись. Абдуррахим ждал, что они покажутся еще, но время шло, а руки больше не появлялись. Тогда он стал напряженно вслушиваться в то, что происходило в соседнем дворе: может быть, хозяйка этих прекрасных рук затеяла уборку дворика и ей пришлось поставить на стену эти горшочки? Но ничто не нарушало тишины, песня стихла, а руки так и не появились.

В голову ему пришла одна мысль, он улыбнулся ей, и удивление, смешанное с радостью и смущением, оставило его. «Наверное, ей душно за этими стенами, — подумал он, — так душно, что ей показалось, что даже цветы задыхаются. Поэтому она поставила их повыше на стену, где больше воздуха и солнца!»

Мысль о солнце родила новый образ в его душе. «Если бы женщина была солнцем, я мог бы любить ее когда пожелаю и оставить когда захочу. Я стал бы думать о ней днем и ночью, и она светила бы откуда ей будет угодно, ночью я спал бы безмятежно, а если бы не спал, то мне бы вполне хватало ее лучей, отраженных луной, и я впитывал бы в себя их свет… Но, к несчастью, женщина не солнце…»

Не успела эта мысль завершиться в его мозгу, как из-за стены показалась женская головка, и его снова охватило удивление, смешанное с радостью и смущением. «Она явно что-то задумала. И горшочки эти расставлены здесь не без тайного умысла, а тайна скрыта в сердце этой девушки, страдающей от одиночества. Но какой бы придумать предлог, чтобы узнать всю правду?»

И предлог бьет найден: Абдуррахим вынес в сад патефон с несколькими пластинками, и через несколько мгновений Абдельваххаб2 уже рыдал во всю мощь патефона: «Всю жизнь я живу один, я одинок и доволен тем…» «Вот так ей будет понятней, а если вдруг она не поймет, то я еще раз поставлю пластинку, чтобы она услышала и поняла, а я-то уже знаю, что скрывается за этими цветами в горшочках».

Но очень скоро слова песни, беспрестанно звучащие у него в ушах, будто отделили его от окружающего. Сад и все вокруг словно растворились в сплошном дымчатом мареве, где ничего не осталось, кроме его мыслей… Мысли блуждали в этом дыму. «Довольство — это что-то вроде леденящей душу смерти. Я никогда не был доволен своим положением и своим одиночеством. Только аллах мог существовать бесплотным и бездушным и в полном одиночестве наслаждаться своим альтруизмом и своей неповторимостью, я не очень-то склонен веровать в аллаха, чей образ рождался из бесчисленных химер на протяжении веков. Мой бог, которому я поклоняюсь, которого люблю, — это не тот, кто порабощает мою судьбу, а тот, с кем меня сближает связь сродни той, что притягивает мой взор к этим цветам в горшочках… Глазам моим приятно видеть цветы, потому что цветы — источник радости и надежды!»