Читать «Корона на завязочках» онлайн - страница 26

Еще много лет пройдет, и в кинопробах к фильму, которого нет и не будет, — «Киевские фрески» — мы увидим: вращается вешалка наподобие манекена. Этот? Другой? Какая разница. Манекен вращается: с одной стороны он — нарядное женское платье, с другой — фрачный костюм.

Сергей страдал.

Художник всегда страдает.

* * *

Неожиданный звонок из Киева: «Вы не могли бы написать о Зое Лерман?»

Условия жесткие: несколько дней срока, и, как в старой игре: «Да и нет не говорите, черное-белое не носите. Вы поедете на бал?»

Поеду.

«Зойк» — …выходи. Сестра пришла.

Санитарка Муся никогда не ошибается. Талант: всех знает, все знает. Кто есть кто, и кто кому кем приходится.

У нее веснушчатое лицо, косынка повязана так, что закрывает половину лба, вместо бровей — золотистые пучки у переносицы, а над косынкой возвышается корона медных волос. На больных и посетителей кричит трубным голосом.

Зоя посмотрела ей вслед и сказала: «Возрождение…»

Вскоре Муся стала приходить к Зое и ко мне. Зоя ее рисовала.

А через много лет, когда появится книга «ДОМ», Муся спросит:

— Интересно, как это в жизни получилось: стихи написаны к рисункам или рисунки — к стихам?

— И не так, и не так, — скажет Зоя.

Мы это делали одновременно и параллельно. Параллельно друг другу и жизни. Можно сказать, втроем.

— Я ж говорила…

— Зоя, можешь послушать?

— Сейчас. Только кисть и тряпку положу.

Я знаю: Зоя работает дома. Часто — вечерами, при вечернем свете. Комната завалена подрамниками и холстами.

Я представляю себе темную переднюю и телефон на стуле. Телефон — инвалид, весь обмотан изолентой: падает по нескольку раз на дню. Над ним вешалка, а с нее свисает груда старых плащей и пальто.

Зоя берет телефон в руки — придерживает контакт, а трубку прижимает ухом к плечу.

Сколько часов мы так проговорили? Первый мой слушатель и советчик.

Я ведь и стихи начала писать на твоей памяти, Зоя, когда дети разъехались и мы остались вдвоем «параллельно жизни».

Я очень люблю читать тебе по телефону, возникает неожиданный эффект: объем. Стихи вроде умножаются на то, что по ту сторону телефонного пространства: на крошечную переднюю с блеклой полосой на полу — бликом от бокового стекла; на яркий проем в освещенную комнату; на то, что можно разглядеть в этой комнате, глядя в нее рассеянным взглядом из передней, пока я читаю тебе что-то по телефону.

Для меня это пространство, в котором живет искусство.

Им не занимаются, в нем живут.

— Что творит, что творит…

Мы сидим за столиком, едим мороженое. Впереди — такой же столик и за ним тоже сидят и едят мороженое. На улице только-только дождь прошел.

— Что творит, что творит… — повторяет Зоя.

— Что случилось?

— Ничего. Освещение… Что творит…

Я не сравниваю. Но жизнь что-то сама рифмует. Какие-то события вдруг выглядят так, будто за руки взялись.

Вижу Натана Рахлина. Он листает альбом Гойи — только что получил в подарок. И, как ребенок разглядывает, гладит страницы, мычит, вздыхает, покряхтывает, покашливает и вдруг отчетливо: «Фаготыфлейты, фаготыфлейты… Что творится…»