Читать «Дон Жуан. Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры» онлайн - страница 20

Иозеф Томан

— Падре Грегорио! — закричали женщины, вскакивая и опуская подолы юбок. — Господь с вами, падре!

— И с вами. Да будет вам — оставьте в покое ваши юбки, — отозвался монах. — На безобразное я и сам смотреть не стану, а красивое не оскорбит моего взора.

Монах присел на камень и принялся есть хлеб с сыром.

— Разве вы не знаете, что, разговаривая со мной, следует прекращать работу? Так повелевает уважение к моему сану. Что нового, девоньки?

Женщины с удовольствием прервали работу. Ответили:

— Что нового — работа, работа! Спать легли поздней ночью, а вставать до света… Вальки с каждым днем все тяжелее… Руки болят, спину ломит, колени все побиты…

— Ничего, потом опять будет лучше, женщины! — утешает Грегорио.

— Эх, падре, не будет, — вздохнула Агриппина. — Разве что хуже станет… Нарини совсем замучил. К обеду должны мы перестирать вот эти три кучи белья, потом вымыть покои после праздника, и столько он нам уже наобещал, что в пору пойти утопиться…

Монах разгневался:

— Что за речи ведешь, Агриппина?! Утопиться? Не стыдно тебе, глупая индюшка? Разве ты сама дала себе жизнь, что хочешь отнять ее? Нет! То-то же…

— Но что же делать, падре, когда уже невмоготу?

Грегорио повысил голос:

— Отдохнуть! Должен быть и отдых дан человеку, и передышка в работе!

Женщины в страхе посмотрели на капуцина.

— Отдых? А как же майордомо? Стражники? Да они нас до смерти запорют! С голоду дадут помереть, коли увидят, что мы хоть на миг передышку сделали…

— Э, все это болтовня, — отмахнулся монах. — Не так страшен черт, деточки… — И, ловко переведя разговор, спросил: — У тебя печальные глаза, Петронила, — отчего?

Петронила молчит, потупив красивые глаза.

— Не удивляйтесь, падре, — отвечает за нее смешливая Барбара. — Не терпится ей повидаться с Каталиноном. Ждать придется до вечера, а она так давно его не видела!

— Дождешься, не горюй, — улыбнулся монах. — А при встрече покажешь ему, какие хорошенькие у тебя ножки?

Петронила, стоявшая на коленях боком к Грегорио, резко повернулась к нему, забыв, что теперь он может увидеть персикового цвета полушария под расстегнувшимся корсажем.

Монах, любуясь, поглядел на нее, отхлебнул вина из фляжки и воскликнул:

— Gaudeamus! Возрадуемся! День прекрасен, и милость божия с нами.

— Откуда вы здесь так рано, падре? — полюбопытствовала Рухела.

— А я нынче ночевал в Маньяре, уроки же мои из латыни и греческого сегодня отменены: дон Мигель отсыпается…

— Знаем! Знаем!

— Но не знаете вы, милые мои кряквочки, что позавтракал я с Али…

— О, это мы видим, — ободренная ласковым тоном монаха, перебила его Петронила. — Видим, что завтракаете вы второй раз. Это у вас каждый день по два завтрака, падре?

— Как бог даст, о непоседливая дочь моя, — ответил монах. — Когда по два завтрака, а часто — ни одного. Ты же не будь такой языкастой, а то у тебя рано морщинки возле рта появятся.

Петронила, пристыженная, вскочила, бросилась целовать ему руку.

— Ладно, ладно, брось, доченька, — пробормотал старик. — А теперь подойдите-ка вы все ко мне…

Женщины быстро окружили его, и Грегорио стал опоражнивать объемистую суму, раздавая им остатки вчерашних лакомых блюд.