Читать «Жаркий июль» онлайн - страница 38

Василина Васильевна открыла глаза и сказала с сожалением:

— Не припомню… Но ведь… Вот что: название какое-то чудное, точнее, не чудное, а что-то от профессии. То ли Сапожная, то ли Портняжная… Гончарная… То ли… Погодите… Погодите… Я ещё подумала. О чем же я подумала? — Снова задумалась. — Хлебная. Нет, кажется, Пекарская… Точно, хлеб люди пекут… Пекарская!

Дробаха надел очки, похвалил:

— Ну и память у вас, Василина Васильевна. Ассоциативная…

— Какая уж есть.

— Очень хорошая память, говорю. А номер дома, квартиры не припоминаете?

— Не обратила внимания.

— Маленькие цифры или большие?

— Нет, врать не хочу.

— И вы передали письмо брату?

— Положила на стол в его комнате.

— Не сказал, что пишет эта Маруся?

— Хвалился: приглашает.

— Она молодая или средних лет? Красивая?

— А кто её знает… Но я думаю, зачем молодой и красивой Олег? Ему уже за тридцать пять и лысый.

— Все бывает… — глубокомысленно ответил Дробаха. Добавил после паузы: — Вот вы сказали: брат похвалился, что встретил львовяночку. Сказал бы так, если бы познакомился с женщиной средних лет и некрасивой? Львовяночка! Само слово какое-то красивое…

— Может быть, — согласилась Василина Васильевна. — Олег — все может! Чего-чего, а голову женщине задурить может!

— Почему вы думаете, что эта Маруся — продавщица?

— Так Олег же говорил. Она к продуктам какое-то отношение имеет. Может, продавщица или кассирша.

— Не спросили у него?

— А не все ли мне равно!

— Писем от неё больше не было?

— Так ведь Олег же через неделю съехал.

— Куда?

— Комнату где-то снял. Я ещё спросила — где, но он не сказал. Мол, если захочет, сам зайдёт. А мне бы век его не видеть!

Она сказала это вполне искренне, и я подумал: действительно, с таким братом не соскучишься. Но желания у нас с Василиной Васильевной в данном случае были совсем противоположные: лично мне хотелось как можно быстрее увидеться с её малопочтенным братом. В конце концов, версия с этой львовяночкой Марусей была перспективна, и я сказал Дробахе, когда мы вышли, что, наверное, мне придётся полететь во Львов. Было бы, конечно, очень хорошо, если бы и он…

— Однако надо организовать всесоюзный розыск Пашкевича, — возразил Иван Яковлевич, — а он может быть в Ташкенте или где-нибудь под Читой…

Не согласиться с этой мыслью было трудно, во всяком случае теперь, когда мы ехали в гостиницу и не знали, что готовит нам завтрашнее утро. А приготовило оно нам настоящую неожиданность, которая в несколько раз укрепила мою позицию относительно львовской версии.

Утром мы с Дробахой поехали в больницу. Галина Микитовна чувствовала себя неплохо, она уже ходила, и главврач пригласил её в свой кабинет.

Коцко села на кушетку, застланную простыней, блеснула глазами и сказала, не ожидая вопросов:

— Мне было трудно поверить в то, что он… — Галина Микитовна не сказала: «Олег», она вообще и дальше ни разу не произнесла имя Пашкевича, будто подчёркивая своё нынешнее отношение к нему, — что он оказался таким мерзавцем. Но факт остаётся фактом, и я виню себя.