Читать «Дневник читателя» онлайн - страница 68

Этого и следовало ожидать; чего действительно трудно было ожидать, так это того, что свобода слова окажется зловреднее несвободы, а вольный книжный рынок губительнее самой тупой цензуры. Таковое открытие ничего не дает для расширения кругозора, но будем знать на будущее – у нас так: чем благороднее намерения вершителей наших судеб, тем более подлых результатов следует ожидать; наиболее деятельные доброхоты на ниве общественного благоустройства суть первые погубители и злодеи, будь то социал-разбойник Стенька Разин, который сажал людей на кол за сословную принадлежность, будь то Кондратий Рылеев, который обещал отрубить голову Фаддею Булгарину на подшивке его газеты «Северная пчела» и точно отрубил бы, приди декабристы к власти, будь то неоплатоник Ульянов-Ленин, который впервые в истории человечества воплотил в действительности древнегреческую мечту – выставил-таки за пределы республики двести душ мыслителей и поэтов. Одним словом, если нам добра желают, то добра-то как раз не жди.

Вот опять же – благодаря усилиям тираноборцев и правдолюбцев – дело идет к тому, что русский писатель того и гляди начнет побираться Христа ради, а русского квалифицированного читателя скоро можно будет показывать в балаганах, что вообще среди потребителей прекрасного вот-вот станет первенствовать любитель оперетки и викторин. Другого объяснения этому феномену не сыскать: просто-напросто вопрос «культура и власть» есть вопрос чисто русский, по крайней мере, он обрусел за последние двести лет; и решение у него чисто русское: пускай мужики потешатся, придумают нам какой-нибудь рыночный сюрреализм, – мы ни синь пороху не обидимся, а будем по-прежнему гнуть свое: «В человеке все должно быть прекрасно: и душа, и одежда, и лицо, и мысли».

Бог среди людей, или зеркало русской контрреволюции

А ведь можно себе представить постановление о Блоке от какого-нибудь сорок восьмого года, в котором его клеймили бы как певца трактирной стойки, вредительски марающего облик советского человека. Живо можно себе вообразить и следующую картину: скажем, 1918 год, тульская губчека, следователь сидит в круглых очках, а напротив него великий писатель земли русской...

Следователь:

– Что это вы себе позволяете, гражданин Толстой?! Тут, понимаете ли, разворачивается беспощадная классовая борьба, всякий сознательный элемент ополчается против гидры контрреволюции, которая спит и видит, как бы задушить диктатуру пролетариата, а вы опять – «Не могу молчать»!