Читать «Иван Вольнов» онлайн - страница 8
Максим Горький
"Вот как страшно! Вот как! А ещё - вот как! И - вот как!"
Кончив читать, Иван смял рукопись, сунул её в карман и, отирая пот с лица, сказал:
- Ну, знаю, что плохо! Сам слышал, - ни к чорту не годится!
Борис Тимофеев подтвердил эту самокритику:
- Да, это ты - набухал сгоряча! Всю свою губернию дёгтем и кровью вымазал.
- Не стоит говорить, - согласился Иван, приглаживая волосы, рука его дрожала.
Ночью, на берегу моря, сидя в камнях, посеребрённых луною, в необыкновенной, тоже как бы окаменевшей тишине, которая возможна только над равниной спокойной, тяжёлой воды, Иван рассказывал:
- Я - не писал, а - спорил. Сам понимаю, что этого не надо было делать. Но хотелось показать, что я знаю страшного и подлого больше, чем знают Бунин, Чехов и всякие Родионовы (Родионов - земский начальник в Боровичах, Новгородской губернии, автор нашумевшей книги "Наше преступление". В этой книге он изобразил крестьян и рабочих-керамистов очень мрачными красками -М.Г.). Вот в чём ошибка. Желаете правды? Вот вам правда! У меня её больше, чем у вас, и моя - тяжелее! Вы её издали видите, а я родился в ней, жил, буду жить!
Он очень долго и горячо говорил о том, что Тургенев, Григорович, Толстой изображали крепостных мужиков мягко, осторожно.
- Когда я читал их, так - оглядывался: разве это наши крестьяне орловские, тульские, калужские? Места - наши, а мужик - не наш! У нас таких тихоньких - нет, я таких - не знаю, не видел. Я знаю страшного мужика, он живёт в грязи, в тоске, он - дикий и несчастный. Значит - что же? При крепостном праве - мужик лучше, благообразнее был?
Покуривая тоненькие итальянские папироски одну за другою, бросая окурки на застывшую воду, он говорил о "Подлиповцах" Решетникова:
- Они - где-то у чорта на куличках, от моей совести - далеко! А вот от моей деревни до Москвы триста вёрст. В Москве - университет, консерватория, Третьяковская галерея, Художественный театр и чорт её знает что ещё! А у меня в деревне - домовые, ведьмы, коновал лошадей портит, рожениц сквозь хомут пропихивают... понимаете?
После этой ночи он стал несколько доверчивее, откровенней, снова принялся работать над повестью и начал больше читать. Прочитал "Мужиков" Бальзака, "Землю" Золя, романы Ренэ Базена, Эстонье - французы успокоили его:
- Пишут деловитее наших, - сказал он.
Он легко находил общее между иностранной и русской литературой; прочитав "Последнего барона" Лемонье, он заметил:
- Это - тоже "Суходол".
Почти никогда не говорил о политике, о партийных программах, революционная литература не интересовала его.
- После прочитаю, - говорил он и всё более углублялся в работу писателя.