Читать «Студенты (Семейная хроника - 3)» онлайн - страница 116
Николай Георгиевич Гарин-Михайловский
Голос дяди задел Карташева и вызвал доброе чувство.
- Бог с вами, я и не думаю издеваться над вами... - ответил он смущенно.
- Издеваешься... надо мной, над матерью, издеваешься над всеми святыми...
- Дядя, голубчик, я не знал, что вы все уже святые... И не думаю издеваться.
- Издеваешься! Потому что ты эгоист, о себе только думаешь и не хочешь подумать, каково-то там отзываются все твои штуки... Ведь та-то, которая тебя на свой позор на свет родила, любит тебя не так, как ты ее; для тебя шутки, ты о ней и не думаешь, а я потерял голову; я оставил ее в кровати уже; кроме тебя, пять душ у нее, и никто не на своей дороге... Зина развелась с мужем... Грех, грех, Тёма!
Карташев сидел облокотившись и молчал.
- Я думаю, что для всех было бы лучше поскорее избавиться от такого, как я...
- Ты думаешь? Если бы ты немножко больше любил тех, кто живет тобой, ты думал бы иначе... Я приезжаю к тебе за две тысячи верст, и ты не находишь ничего лучшего, как издеваться надо мной... Я старик... Показываешь, как ты водку пить научился...
Дядя дрожал, голос его дрожал, руки дрожали. Карташев встретился с его глазами и сказал:
- Дядя, голубчик, ну, извините... Теперь уж поздно говорить, - махнул он рукой, - я запустил свою болезнь настолько... Я весь уже пропитан ею.
- Да ерунда все это.
- Дядя, голубчик, - вспыхнул опять Карташев, - только не будем же так сплеча рубить: ерунда, ерунда... Я вам говорю то, что говорит наука, а вы: "Ерунда"!
Дядя задумался.
- Твоя мать поручила мне отвезти тебя к доктору. На что лучше наука...
- На что лучше, - угрюмо ответил Карташев.
- Тут у нее есть какой-то знакомый.
Дядя достал записную книжку и прочел фамилию доктора.
- Ну, одевайся, поедем. Да закуси хоть кофе, чтоб не несло от тебя водкой.
- Вы думаете, я уж настоящим пьяницей сделался? Я пью, но так и не могу привыкнуть.
- Для чего же ты пьешь?
- Чтоб скорее к развязке... - Карташев прочел боль и страдание на лице дяди и добавил: - Впрочем, как ни несносна жизнь, но если доктор скажет, что можно надеяться, я согласен бросить и буду лечиться. Вы взяли вопрос с другой стороны.
- Ты делаешь милость и снисходишь, чтобы жить для нас, - ответил дядя, отворачиваясь и смотря в окно.
- Ну, будет же: на меня не стоит сердиться.
- Тебя мама избаловала, папу на тебя надо было.
- Та-а-ак... Это, конечно, было бы лучше, потому что от папы я давно сбежал бы в Америку и, по крайней мере, стал человеком, а теперь я шут гороховый...
- Ну, брат, уважил ты... стою и думаю: да куда же девался наконец мой племянник Тёма?
Карташев усмехнулся.
- Тёма, собственно, умер, осталось только гнилое тело, в котором шевелятся еще черви, - это вы и принимаете за жизнь.
- Да ты просто с ума сошел!
Карташев рассмеялся.
- Сошел с рельсов, сошел с ума, сошел с колеи жизни... Лечу под откос, а вы разговариваете со мной, как с путным. Я ведь теперь и сам не знаю, что через секунду сделаю и с собой и с вами. Иногда иду по улице и думаю: брошусь и начну всех, всех, как бешеная собака, кусать, пусть не я один пропадаю, пусть заразятся и другие.