Читать «Вкус медной проволоки» онлайн - страница 31

Геннадий Александрович Черкашин

- Отталкивайтесь, когда надо будет! - крикнул дядя Остап и заглушил мотор. Он сел на весла.

Мне хотелось кричать «ура». Мне хотелось потрогать линкор руками. Мне хотелось подняться на его палубу. «Милый, хороший линкорчик», - шептал я. Я вёл себя, как девчонка.

- Корешки, - вдруг крикнул Шурка, - махорочки киньте!

Дядя Остап, бросив весло, дёрнул его за штаны. Шурка плюхнулся на мокрые рыбины.

- Чего ты? - заорал он.

- Молчи, - сказал дядя Остап. - Ты что, не видишь, линкор вернулся. - Он шмыгнул носом.

«Вот так черт», - подумал я.

- Братцы! - кричали сверху. - Земляки...

Кто-то крикнул в мегафон;

- Отец, подвали к трапу!

У трапа стоял мичман.

- Ну, как там? - спросил он. - Сильно, да? Все глаза в бинокль просмотрел. Содом и Гоморра.

Дядя Остап сокрушенно махнул рукой.

- А твой дом где?

- На Розочке.

- Ну, Розочка ещё ничего! - крикнул дядя Остап. - На улице Розы Люксембург уже кое-что восстановили. Строится уже народ. Халабуды понаделали, мазанки.

Ему хотелось поговорить, но нас качало, и баркас было трудно держать у трапа.

Наверху застучали матросские ботинки, и матросы, став цепочкой, стали передавать мичману хлеб, банки с тушёнкой, коричневые пачки с махоркой и даже две пачки папирос «Дюбек».

Шурка кланялся и кричал:

- Спасибо, корешки...

Мичман засмеялся.

- С такой гвардией мы мигом город восстановим, а?...

- Восстановим! - крикнул дядя Остап. Мы крикнули «Спасибо» - и дядя Остап подналёг на весла.

Когда он завёл мотор, мы с Котькой открыли банки с американской колбасой. Шурка нарезал хлеб. Колбаса попалась уже нарезанная. Мы уничтожили бутерброды и смотрели на удаляющийся линкор.

- Житуха, - сказал Шурка.

Мы выкурили ещё по папиросе. Потом дядя Остап разделил тушёнку и хлеб. Папиросы и махорку он забрал себе.

- Вам баловаться, а мне курить, - сказал он.

К вечеру море утихло. От кораблей отвалили большие серые баркасы. Они выбрасывали партию матросов на берег и возвращались за следующей.

На берегу играл духовой оркестр. На берегу стояли тысячи севастопольцев. На площади Ленина обнимались, кричали и плакали, и смеялись. Народу было так много, что приходилось протискиваться. У памятника Ленину я потерял Котьку. Собственно говоря, памятника не было, сохранилось лишь основание.

Сначала я пробрался к самой пристани и стал смотреть, как матросы выходят на берег. Творилось что-то непонятное. Один матрос обнимал мраморную колонну на Графской, гладил её. Другой плакал в объятиях слепой женщины. Я не знал, что матросы умеют плакать.

На Приморском бульваре уже никто не плакал. По аллеям ходили девушки под ручку с матросами. Напротив памятника Погибшим кораблям стояли братья Кравченко, держа за руки невысокого моряка, и на их рожах было написано, что это их отец. Братья ничего не замечали. Они орали оба сразу и размахивали руками.

«Сегодня вернулась эскадра, сегодня праздник... Сегодня весело... Дети, вы дождались своих отцов… своих отцов!»

Я влез в пулемётное гнездо на спуске к морю и скрутил самокрутку. Самокрутка получилась мокрой и толстой. Спички у меня были. Я закашлялся - махорку я курил впервые. Кашлял и думал: «Почему я не плачу, ведь я очень любил своего отца?»